Совместно с Первым информационным продолжаем публикацию монологов о 24 февраля и сломе жизни, который за ним последовал.
Говорил Глеб Голод, 25 лет. Журналист-фрилансер из Ростова-на-Дону. Вначале марта, сразу после начала войны, он уехал из России в Тбилиси.
— Ночью на 24 февраля я не мог уснуть, даже сказал своей девушке: «Ладно, давай попробуем поспать хоть как-то, потому что завтра будет война». Она сказала, что у нее такое же ощущение. Ночью я постоянно просыпался, смотрел новости, и где-то в 7 утра мне пришло сообщение от друга из серии «Просыпайся, брат, война началась». Я повернулся, сказал: «Настя, война началась», и мы проснулись.
У меня было ощущение, что это очень надолго. Когда начался коронавирус, я подумал: «Это же не закончится через год». Очень хотелось, чтобы закончилось через неделю, но было понятно, что это с нами очень надолго. И вот когда началась война, ощущение было еще хуже. Мне кажется, что-то еще можно было прогнозировать до войны, можно было предположить, что война будет, но сказать, когда она закончится, какой будет исход, какие жертвы, было нельзя. Я думаю, что и сейчас нельзя что-то прогнозировать и попасть в точку.
Первое время я испытывал ненависть. Так получилось, что в свой день рождения, 19 февраля, первое, что я сделал, — проснулся и поехал в пункт временного размещения для беженцев с Донбасса, которых эвакуировали. И уже примерно в тот день я понимал, что нас в ближайшее время ждет, потому что я видел, насколько отвратительно это было организовано, и не видел иных причин эвакуировать людей в такой спешке.
То есть организация была настолько плоха, что у водителей кончилось топливо, и они просто застряли посреди Ростовской области с детьми, женщинами и стариками. Никто не мог дать им топливо, и они не знали, куда им ехать. Другой причины, кроме начала войны, чтобы устраивать такой ад для жителей Донбасса, которые и так последние восемь лет страдали, я не видел.
Я уехал, потому что поступила информация о том, что я в скором времени могу оказаться сначала в СИЗО, а потом и дальше. Я решил не испытывать судьбу, потому что все эти законы уже отменили профессию журналиста в России, просто выписали нам запрет на работу, и был вариант либо сидеть в России тихо или просто сидеть, либо уехать и продолжать что-то делать уже вне страны.
Все окружающие меня близкие люди уже очень много лет говорили, что пора уезжать. Когда я рассказал, они все, конечно, очень расстроились. Это, наверное, было самое тяжелое в эмиграции — попрощаться со своей семьей, попрощаться со своими друзьями. Было ощущение, что это навсегда, и оно до сих пор есть. Но была какая-то немыслимая поддержка, то есть никто не отговаривал, даже не пытался, все говорили: «Круто» и даже «Давай быстрее».
Мы взяли билеты на 8 марта, и в тот момент как раз прошла информация о том, что может быть объявлена всеобщая мобилизация, закрыты границы. На меня пряморали: «Отменяй билеты, бери другие», даже предлагали денег докинуть, чтобы была возможность купить еще билеты. Но я сказал: «Успокойтесь», потому что был уверен, что никто никакие границы не закроет, и всю Россию никто воевать не отправит, по крайней мере в эти даты — так и получилось.
В России пропаганда много лет легализовывала насилие как явление, и то, что мы сейчас видим, — это всего лишь следствие бесконечной промывки мозгов по поводу того, что мы великая империя и должны расширяться, что «мы — русские, с нами Бог», что мы «можем повторить».
Мы видели это в течение очень многих лет, причем до 2014 года — вся эта история появилась еще в 2012-м с перехватом инициативы «Бессмертного полка», с культом победы, насилия, смерти, несчастья, бедности, с мыслью, что мы здесь должны страдать ради собственного величия. Но я не думаю, что можно страдать ради величия, это какая-то подмена понятия, свойственная людям, которые смотрят телевизор, у которых нет доступа к иным источникам информации и которые в какой-то момент поверили во всю эту ужасную, наглую ложь.
У меня в Украине есть знакомые и коллеги, близких друзей нет, но там родственники моей девушки, и мы знаем, что там происходит. По работе я сейчас занимаюсь в основном тем, что собираю свидетельства людей, которые там живут, в том числе из Киевской области, из Мариуполя, есть очень четкая картина того, что там происходит, и это, конечно, полнейший ад.
Агрессия украинцев по отношению к россиянам вполне понятна, ее очень много, и это все обосновано, но в личном общении я с таким не сталкивался. Я сталкивался с определенными вопросами с их стороны, но чтобы мне сказали идти туда-то, такого не было.
Они все понимают и сами очень страдают, в том числе из-за того, что происходит в России, что меня удивило, потому что весь ад и ужас выпал на их долю из-за того, что Россия не смогла справиться с ужасным режимом, который у нас возник последние 20 лет. В итоге этот режим вышел за пределы России глобально — уже не так, как это было в Сирии и в Украине в 2014 году.
И при этом они до сих пор спрашивают, когда я беру интервью у человека, он говорит: «А это в России вообще кто-нибудь прочитает?», и когда я ему говорю, что это, скорее всего, прочитает много людей, что здесь есть люди, которые на их стороне и хотят это закончить, они, если уместно так сказать, радуются, потому что надеются, что в России остались такие люди. Им кажется, что мы тут все промытые зомби, которые поддерживают войну и хотят их уничтожить.
Несколько раз я видел, что они смотрят с подозрением, что они чем-то недовольны, это было в первую неделю. Сейчас все окей, даже надписи «Fuck Russia», «Russians, go home» в огромных количествах сменились надписями «Fuck Putin».
В первую очередь в том, что происходит, виноват, конечно, Владимир Путин, но и народ тоже. Понятно, что власть в течение многих лет очень технично делала народ все менее свободным, все более промытым, и когда нам говорят, что мы не свергли Путина, и теперь он устроил это, понятно, что мы не могли его свергнуть, у нас не было такой возможности.
Средний человек в России живет на зарплату в 30 тысяч рублей, работает в каком-нибудь магазине, у него еще ребенок, часто это мать-одиночка, которой нужно купить в школу учебники, ребенок растет, работа круглые сутки — какие митинги, какое свержение? И так живет большая часть людей, они живут в бедности. Все-таки мне кажется, что свержение власти — это какая-то привилегия что ли.
В России очень хорошо разделили вот этот момент: чтобы не было голодного бунта, но и революции свободы тоже не было. У нас это оказалось невозможно, и поэтому произошла война. Но то, что так много людей игнорировали все события начиная с Крыма и Донбасса в 2014 году, что никто не выходил на антивоенные митинги, их было очень мало, и убийство Немцова тоже не вызвало какого-то глобального резонанса, и потом это все кончилось отравлением и посадкой Алексея Навального, за которого тоже вышло достаточно мало людей — это все привело к тому, что стала возможна война в Украине, потому что внутренние враги у Путина закончились. И в этом как раз виноваты только мы.
Я думаю, что теория коллективной вины здесь вполне оправдана, но коллективная ответственность, мне кажется, важнее. Вопрос не в том, как мы будем себя чувствовать потом — понятно, что очень плохо, потому что мы видели пример Германии в прошлом столетии — а в том, что мы будем делать, чтобы эту вину искупить. Это вопрос ответственности, а не стыда.
Я на достаточно долгое время отказал себе в каком-то позитивном контенте. Была какая-то попытка реабилитации, когда мы сюда приехали, было тяжело, был какой-то депресняк по этому поводу, мы подумали, что надо попробовать развлечься и попытались посмотреть смешной сериал «Засланец из космоса». Год назад он был прямо искрометным, хотя я не люблю комедии, но на этом сериале смеялся. Мы выдержали полчаса. Стало физически плохо, — не потому что это было как-то скверно сделано, а потому что совершенно не попадало в настроение, как и ни одна хорошая новость, ни один добрый фильм не попадает, не бьется с общим чувством. Хотелось бы, чтобы это изменилось через какое-то время, но пока не получается абстрагироваться.
Помню две фотографии: первые дни войны, когда статую Иисуса Христа выносят из храма и грузят в прицеп фуры. Ну и, конечно, кадры из Бучи, особенно этот маникюр, по которому опознали женщину, и кадры из Мариуполя — довольно показательно, потому что, оказывается, в XXI веке тоже можно стереть с лица Земли европейский город абсолютно безвозвратно. От этого какие-то совершенно апокалиптические ощущения.
Я боюсь, что это все никогда не закончится. Особенно, когда Алексей Арестовичговорит, что война будет продолжаться до 2035 года. В это не хочется верить, но, учитывая то, что он когда-то уже спрогнозировал большую войну с Россией, думаешь: «А вдруг чувак прав». Мне кажется, это такой же фантастический сюжет, как ядерная война, но я боюсь, что это не закончится никогда, что это перекинется на остальной мир, я почти не сомневаюсь, что будет Третья Мировая, но очень не хотелось бы.
Когда я жил в России, каждый шорох заставлял меня вставать с кровати, даже если я уже почти спал, и идти проверять, нет ли там кого. А после войны стало как-то все равно. Мне кажется, нет больше в этом мире такого понятия как «безопасность», пока в нем идет война, здесь, рядом с нами, в Европе.
Если раньше мы могли говорить о какой-то безопасности, то сейчас никто не исключает варианта, что их страна будет следующей. Недавно разговаривал с японцем, и спросил, как к этому относятся в Японии: это далекая война или они за ней следят?Он сказал: «Нет, конечно, мы следим, мы вспомнили, что у нас есть территориальный конфликт с Россией, и думаем, что нас тоже могут атаковать». Никто в мире не чувствует себя в безопасности: здесь, в Грузии, люди считают, что Путин следующими может захотеть «освободить» их. Так же считают в Молдавии, так же в Финляндии.
Не могу сказать, что с нами конкретно не так. Я думаю, прежде всего, люди видели ряд этих «исторических» речей Путина, где он рассказывал историю на свой собственный манер, как она ему больше нравится. Вообще, то, как в России преподают историю — это большая трагедия. Я школу закончил сравнительно недавно, как раз восемь лет назад, в 2014 году. И помню, что, несмотря на довольно хороший уровень преподавания в целом, всю жизнь упор делался на войну.
Люди живут в каком-то бесконечном культе войны, смерти за Родину, идеи, что мы должны всех победить, что враги сдохнут, а мы попадем в рай. Это очень сильно влияет на мозг, ломает его. Сейчас дети в школах поют: «Если главный командир позовёт в последний бой, дядя Вова, мы с тобой» — это очень популярная песня в особенно патриотических школах.
Когда людям вот так капают на голову всю жизнь, что они нация-победитель, что они победили нацистов, а других достижений у них нет, исключая полет Гагарина в космос, они хотят новых побед. Но когда экономика очень слабая, когда нет каких-то мирных побед, когда не развиваются наука, экономика, гуманитарное образование — как еще они могут побеждать? Они могут пойти убивать других людей. Наверное, в их голове это выглядит так: если ты кого-то убил, то ты победитель, ведь убили не тебя.
Эта категория насилия, которая почему-то так сильно легализована в России, — это и есть ответ на вопрос, что с нами не так, потому что мы так и не смогли от него отказаться в пользу созидания, в пользу чего-то светлого и мирного. Мы всю жизнь трясем оружием и говорим, что «можем повторить» что-то, что было 80 лет назад, когда люди были совершенно другими, жили в других парадигмах, при других идеологиях, от которых мы уже много лет как отказались.
Конечно, я вернулся бы, когда режим падет. Но если мы говорим о волшебстве, было бы прикольно, если бы власть сменилась не на аналогичную, а на прямо противоположную с идеями мирных реформ, улучшения жизни граждан. Чтобы в России не только в Москве была хорошая доставка, хорошее метро, а люди бы уезжали в Грузию, но потом возвращались, потому что тут нет Вкусвилла, а в Москве вообще другой уровень комфорта.
Хотелось бы, чтобы всю Россию сделали комфортной и свободной страной, чтобы люди могли просто жить в мире, чтобы у них был парламент, чтобы они могли голосовать и выражать свою волю, могли о чем-то спорить. Тогда я, конечно, вернулся бы и был абсолютно счастлив. Это моя страна, я пишу на русском языке много лет, и мне этого очень не хватает, хоть я и здесь продолжаю писать по-русски. Я был бы очень рад вернуться в свой город, на самом деле, потому что я скучаю именно по нему. Надеюсь, что это волшебство нас однажды ждет, но думаю, что не скоро.
Видеоверсию монолога Глеба Голода смотрите на Первом информационном канале:
Предыдущие выпуски проекта «Очевидцы» на Aliq media:
«Я не могу отдать страну гоблинам». Ширшиков рискует, но говорит
https://www.lavamedia.am/2022/06/13/60870/
«Проснулась кормить дочку и услышала взрывы». Говорят свидетели 24 февраля