Когда говоришь, что поэтапный вариант урегулирования нагорно-карабахского вопроса 1997 года был самым оптимальным, и мы не только упустили эту уникальную возможность, а просто свели ее на нет, определенные круги тут же возражают: «А где гарантия, что Гейдар Алиев согласился бы и подписал договор?».
Концепция урегулирования карабахского конфликта определена решением Будапештского саммита ОБСЕ и предельно ясна: на первом этапе все стороны (Азербайджан, Нагорный Карабах и Армения) должны прийти к политическому соглашению о прекращении войны, после чего они должны перейти к решению вопроса о статусе Нагорного Карабаха.
И если бы Гейдар Алиев отказался от поэтапного варианта или в последний момент не подписал трехстороннее мирное соглашение, он оказался бы под международным давлением и во внешнеполитической изоляции.
«Секрет» 1998 года в том, почему Роберт Кочарян, Вазген Саргсян, Серж Саргсян и военно-политическое руководство НК избрали путь изоляции Армении. Война 1992–1994 годов была экзистенциальной во всех отношениях, не только для армянского населения Нагорного Карабаха, но и для Армении, ее государственности и территориальной целостности. Таково было и международное восприятие. (В противном случае Совет Безопасности ООН осудил бы военную операцию по освобождению Шуши и открытие Лачинского коридора и потребовал бы немедленного и безоговорочного вывода войск с суверенной территории Азербайджана). И вот, через страдания на той войне, как говорят в народе, с горем пополам достигнуть политического, дипломатического и военного осязаемо-объективного успеха и резко изменить свое поведение — это то, что не укладывается в логику.
Вазген Саргсян говорил, что для него более приемлемо называться «оккупантом» чем «едва спасенным». Подобное восприятие ситуации — трагедия, инсценировкой которой стала смена правительства в 1998 году.
Трагедия, когда армянский политолог 9 ноября 2022 года спрашивает, почему четверть века ни одна страна мира не поздравляла нас с 9 мая, а вот Азербайджан поздравляют «с победой» в сорокачетырехдневной войне. Нас не поздравляли, не поздравили бы, не могли поздравить, потому что в июне-ноябре 1993 года Совет Безопасности ООН единогласно принял четыре резолюции и поддержал суверенитет и территориальную целостность Азербайджана. Международное сообщество охарактеризовало освобождение Кельбаджара и других территорий как «захват, оккупацию суверенных территорий Азербайджана», а оккупанта не поздравляют.
Ничего не происходит за один день, в одночасье. Война материализуется годами и десятилетиями. Российско-украинские отношения были сложными с момента обретения независимости, а вопрос Крыма и Севастополя — пробным камнем. Сегодняшняя ситуация была запланирована с момента российского вторжения в Грузию в 2008 году. Еще вопрос: что Москва будет делать с Абхазией, с Приднестровьем? Вазген Саргсян самоназывался оккупантом в поэтическом порыве или…? Вот «секрет» 1998 года.
В речи первого президента Левона Тер-Петросяна об отставке есть прозрачный намек на то, что нагорно-карабахская проблема лишь предлог, на самом деле спор идет об основах армянской государственности. А это значит, что смена власти имела геополитическое моделирование. Я не стану рассуждать о том, кому было выгодно, чтобы Армения оставалась в роли оккупанта. Но по поводу «бархатной революции» 2018 года Серж Саргсян говорил, что проиграл не Николу Пашиняну, а внешним влиятельным силам. Сравнение напрашивается само собой.
Почти все утверждают, что Никол Пашинян, сказав: «Арцах — это Армения, и точка», закрыл окно переговоров. Его даже обвиняют в разжигании войны. Но если образ «оккупанта» был более приемлемым, чем образ «едва спасенного», и он был нашим доминирующим национально-политическим и даже государственным нарративом на протяжении двух десятилетий, то по какой причине и ради чего Никол Пашинян должен был отказаться от него? Чтобы избежать войны? Спасти человеческие жизни? Конечно. Но тогда он должен был пожертвовать своей политической репутацией. А мог ли он? Мы видим пену времени, но что там глубоко внутри — не знаем. А без глубоких знаний кипения совершенно невозможно сделать какой-либо перспективный прогноз.
В 1997–1998 годах Левон Тер-Петросян знал или предчувствовал, что через десятилетие «заигрывание» Запада с Россией закончится и начнется конфронтация? Сложно сказать. Но 1997 год — это год российско-чеченского Хасавюртовского соглашения. До этого США добились заключения Дейтонского соглашения. Геополитическое время было «мягко компромиссным», и Гейдар Алиев за столом предполагаемого диалога с Нагорным Карабахом не чувствовал бы себя более мужественным, чем Ельцин на переговорах с лидером Ичкерии Асланом Масхадовым.
Кому было выгодно, чтобы Армения осталась оккупантом — вот секрет двадцатилетия 1998–2018 гг. И нет надобности открывать его публично.
Образ поверженного оккупанта — это клеймо. Армения может вернуть себе достойную идентичность только в том случае, если избавится от него.
Ваграм Атанесян
Перевод с армянского