Всё. Ворота в парк Национального Собрания Армении заварили, а за ними установили какое-то хитрое устройство. По сообщениям новостных агентств, это было сделано для усиления безопасности здания. А еще, говорят, там будет проведена колючая проволока.
На этом фоне, конечно, вспоминается, как в октябре 2018 года эти красивые кованые ворота распахнулись, и замечательный парламентский парк открылся для посещения публики. Молодые мамы прогуливались с колясками, дети постарше бегали по аллеям, но идиллия продлилась недолго — до 2020 года. Тогда ворота сначала просто закрыли, а теперь уже и заварили.
И тут есть о чем подумать, потому что само здание Национального Собрания представляет собой один из важнейших символов Армении. Оно символизирует власть. Не правителя, не политическую силу (как это предполагалось в советское время), а власть как таковую.
Тут, наверно, стоит сказать, что эта функция не досталась Дому правительства на площади Республики, который стал символом не власти, а Еревана — сначала социалистического, а затем и просто Еревана, без какой-либо связи с политическим устройством Армении. А два других здания — президентской администрации и Конституционного суда, где располагаются и работают важнейшие институты государственной власти, — вообще никаких символов собой не воплощают.
Здание из светлого камня, выполненное в неоклассическом стиле, стоит на небольшом холме, окруженное прекрасным и очень ухоженным парком. Его признают одним из лучших парламентских зданий мира. Если смотреть с проспекта Баграмяна, то оно возвышается над улицей, как некий античный храм, спокойно и величественно распростерший свои крылья над страной. Собственно, построено оно было как обиталище власти — там располагался Центральный Комитет компартии Армянской ССР, фактически руководивший республикой.
Вскоре обиталище стало для многих самим воплощением власти. И качество власти каким-то мистическим образом связывалось в головах людей с ее доступностью, в которой виделась возможность донести свою точку зрения, свои заботы, а иногда и беды до тех, кто правит Арменией.
Первым руководителем республики, «вселившемся» в это здание, был первый секретарь ЦК компартии Григорий Арутинов. Он с любовью ухаживал за парком, привозил из своих поездок саженцы и сам высаживал их, тщательно выбирая место. Дорожки были посыпаны красным вулканическим шлаком, как и в других ереванских парках.
В само здание тогда можно было войти, показав на проходной партбилет, то есть как бы подтвердив свою лояльность компартии, которая в советские годы была носителем власти.
Много лет Арменией правил Карен Демирчян, кабинет которого на третьем этаже стал центром, где осуществлялись амбициозные, крупные проекты — метро, постройка стадиона «Раздан», спортивно-концертный комплекс и так далее. Жена Демирчяна Римма рассказывала, что, устав от рутины, он уходил в парк и долго гулял по аллеям, к тому времени уже вымощенным цементной плиткой.
Может показаться, что большой по ереванским меркам парк существовал для одного человека. На самом деле он обслуживал функцию — носителя власти, правителя, воплощавшего своей персоной идею управления людьми и страной. Парк существовал ради идеи и служил ей.
Поэтому парк охранялся бдительными милиционерами. Да и вход в здание затруднился — теперь в него можно было попасть только если вам «спустили» пропуск и у вас в порядке паспорт.
Власть постепенно уходила все дальше от людей.
Наверно, именно поэтому, чтобы подтвердить близость к простым гражданам, каждый раз, когда в Армении менялась власть (не правители, а именно власть), новые руководители страны начинали свое правление с открытия парламентского парка.
Сначала одним из самых первых своих указов это сделал Левон Тер-Петросян. Тогда многие в Армении радовались падению коммунистического режима и приходу демократии. Открытыми ворота продержались всего несколько недель — до того случая, когда несколько человек в знак протеста устроили бессрочную лежачую забастовку, а может, и голодовку — за давностью лет я не помню подробностей.
Вход в парк ограничили, а потом и перекрыли. Это, конечно, не связано друг с другом, но и демократия, в общем, не состоялась, что стало ясно после первых же выборов.
Получается, что каждая новая власть сначала в эйфории открывала парк, а потом, устоявшись, перейдя из категории «новой» в «существующую», парк закрывала. Причем чем дальше, тем плотнее и крепче. Сейчас вот вообще ворота заварили и укрепили хитроумным механизмом, способным, как мне кажется, остановить даже танк. Мне видится, что танки должны быть в другом месте.
Чем дальше мы живем, тем хуже с доступом народа в парк — и с общением между народом и властью.
Когда я заходил в парламент в последний раз — а было это лет шесть тому назад — здание было похоже на археологическую площадку, где каждая эпоха оставила свой отпечаток — особенно видимый в депутатских кабинетах, отражавших вкусы прежних владельцев: где-то стены выкрашены, как в дешевой гостиной, где-то плюшевая мебель, как в казино, где-то на паркетный пол настелили «для красоты» ламинат… Оконные рамы были расшатаны, а кое-где плохо закрывались двери.
Я не знаю, каким стало здание сейчас. Знаю лишь, что не скоро смогу туда войти. Да и смысла особого теперь нет. Оно осталось лишь как символ власти. И есть странная закономерность: чем крепче закрывается вход, тем слабее становится власть.