Арина Дюф занимается в центре военной подготовки VOMA, а в будущем планирует тем или иным образом участвовать в защите Армении и Арцаха от агрессии Азербайджана. Корреспондент AliQ Media поговорил с ней об ощущении родины, здоровом национализме и проблемах, существующих в государственной военной системе.
Как к тебе приходило осознание армянской идентичности?
Всё началось в России, когда я училась еще в школе. В те времена я не задумывалась о своей национальности. Но в какой-то момент начала сталкиваться с оскорблениями в свой адрес — от хача до чурки — и поймала себя на мысли, что мне стыдно быть армянкой, стыдно отличаться от других, быть черноволосой и чернобровой. В состоянии стыда я пробыла недолго — пришлось научиться защищаться и давать отпор тем, кто перешел грань.
Я помню тот день, когда ко мне пришло осознание армянской идентичности. Мою одноклассницу обижали по тому же поводу, что и меня. Тогда все дошло до того, что я подралась с обидчиками. Я опасалась применять силу, потому что знала, на что способна. Уже тогда я занималась армейским рукопашным боем, ходила на начальную военную подготовку и кикбоксинг. Мне было страшно причинять боль, я не могла со всей силы ударить даже тренера.
Но, как я уже говорила, те обидчики перешли грань, так что остаться в стороне я не смогла. Это сопротивление, связанное с обозначением и защитой своей национальности, тогда приобрело довольно явный характер.
С тех пор, я, кажется, внушала какой-то страх тем ребятам, и мне это нравилось. Я начала свободнее говорить о том, что я армянка. Мне нравилось, что армянку, девчонку, которую те ребята считали возможным обижать, теперь боятся.
После школы это немного выровнялось. Я говорила, что я человек мира, космополит. В 2016 году, когда началась апрельская война, мои настроения снова дали о себе знать, но в новом, более осознанном ключе. Я почувствовала более глубокую связь с Арменией. Я захотела стать ближе к ней, прочувствовать от и до. Начала интересоваться историей страны, ее культурой, великими людьми. Я узнала, что стало с моими предками во время геноцида, после этого во мне появилась настоящая злость к врагам Армении. Во время войны 2020 года, наверное, случился тот самый переломный момент, когда мои настроения приобрели радикальный характер. Я поняла, что мир с Турцией и Азербайджаном невозможен, что турок или азербайджанец никогда не станет моим другом. Я никогда не летала в Турцию отдыхать, даже пересадку совершать в этой стране я не буду. Это касается и Азербайджана.
Новость о войне в Армении уничтожила во мне остатки космополитизма. В той войне я потеряла нескольких очень близких друзей. Я узнала об этом не сразу: один друг числился пропавшим без вести, и около полугода было непонятно, что с ним. Во мне до последнего жила надежда на лучшее, но мой друг оказался в плену и погиб там страшной смертью. Помню, слезы просто стояли на глазах. Постоянная аритмия, панические атаки, злость и непонимание.
Тогда я дала себе обещание, что когда это случится снова, а это случится, потому что мир с Турцией и Азербайджаном невозможен, я сделаю всё, что в моих силах — от проектирования беспилотников до участия в боевых действиях хотя бы на вторых-третьих линиях фронта, в тылу, где угодно.
В последние годы у меня были очень тяжелые состояния, потому что я боролась с онкологией. Были мысли о том, чтобы всё закончить. Ремиссия совпала с началом войны, поэтому новость о ней не внушала желания жить. Но после 13 сентября моя грусть преобразовывается в злость, помогающую жить вопреки: я армянка и не могу позволить себе себя уничтожать. Моя единица слишком важна, поэтому уничтожить себя значит помочь врагам в уничтожении армянского народа.
Эта готовность сражаться, наверное, связана с ощущением дома, своей земли? Когда оно появилось?
Наверное, оно появилось, когда я путешествовала автостопом по Армении. Я почувствовала, что каждый холм, каждая речка — это что-то очень родное. И когда началась война, у меня было абсолютное ощущение, что мой дом начинают разрушать.
Раньше я никогда ничего подобного не чувствовала. Никогда не ощущала себя где-либо так безопасно, как в Армении, даже притом, что вокруг нее всё настолько небезопасно.
Квинтэссенция этого ощущения случилась в 2022 году, во время сентябрьской агрессии Азербайджана. Дома никого не было, кроме меня и моей подруги Алены. Я смотрела новости про обстрелы и продвижение азербайджанских вооруженных сил вглубь Армении. И я поняла, что новость о вторжении России в Украину задела меня не так сильно, как эти сводки.
Я созванивалась с одной девушкой, у которой брат служил на границе, спрашивала, как она, и чувствовала огромную злость. Алена сидела на полу, я подошла к ней, посмотрела в глаза и сказала, что я очень злая. Скорее всего, тогда я поняла, что Армения — это то, за что я буду готова умереть.
Что ты вообще думаешь про национализм? Не видишь ли опасности в этой идеологии?
Я за прогрессивную Армению и против устоявшихся стереотипов, которые, наоборот, тянут страну вниз. Это должен быть здоровый национализм, не как у того же Азербайджана, когда своя нация возвышается над другими, а в школе учат детей ненависти.
Противоположность такому национализму — когда люди берегут свою культуру, свою родину и пытаются ее сохранить.
Речь идет, прежде всего, о сохранении своей национальности. К сожалению, Армения постоянно подвергается геноцидным чисткам. Если она не будет сохранять себя, то она очень быстро исчезнет.
Недавно я поймала себя на мысли, что если я решусь на замужество и детей, то своим партнером я бы хотела видеть только армянина, желательно тех же прогрессивных взглядов, что и я. Это, наверное, и есть проявление радикальности и национализма.
Но ведь то, что происходит в Азербайджане — это вопрос пропаганды, когда в национализм добавляют щепотку ненависти.
В Армении вообще такого нет. Но есть другие проблемы: культ своей идентичности в Армении похож на некоторое бахвальство. Люди больше говорят о великой Армении прошлого и забывают об Армении в том виде, в котором она находится сейчас.
Есть ощущение, что армян сейчас не очень интересует то, что происходит с Арменией. Может быть, я обобщаю, но мне грустно наблюдать за тем, что многих армян больше волнует матч Франция — Марокко, чем то, что происходит сейчас в Арцахе. Это воспринимается как предательство.
Сейчас национализм в аморфном состоянии — ни то и ни се. Нельзя ведь быть, например, немножко свободным. Детей с раннего возраста нужно приобщать к своей культуре, напоминать, какой ценой она им досталась и как важно ее сохранить.
Расскажи про центр подготовки, где ты занимаешься.
Организация называется VOMA. Когда случилась сентябрьская агрессия, у меня было желание просто дойти до Джермука и вступить в тероборону. Это не было взвешенным решением — я просто не знала, куда деть свои чувства, и в целом не знала, что делать. В итоге решила рационально подойти к вопросу и начала искать информацию.
VOMA — это организация, которая бесплатно обучает гражданских военному делу. VOMA некоммерческая организация, но при этом ничего не делается абы как — здесь детально работают с каждым.
Именно вступление в нее помогло мне отрефлексировать происходящее, а также прийти в нормальную физическую форму после болезни. Кроме того, занятия очень хорошо психологически готовят тебя к войне. Но главное, что вступление в организацию дало мне чувство общности, в котором я так нуждалась: этих людей беспокоит то же самое, что и меня, они хотят для Армении того же, что и я.
Идти туда мне было ужасно страшно. Мне довольно тяжело говорить на армянском — я понимаю язык, но сталкиваюсь со сложностями, когда нужно говорить самой. Боялась, что почувствую себя чужой. Но всё оказалось совсем не так, как я думала. Там нет кнута, уничтожения личности через давление от старших — наоборот, в тебя вселяют веру.
Как проходит подготовка, сколько времени она занимает?
На время военных действий открылись 10-дневные ускоренные курсы, но стандартный срок обучения — 3 месяца. Оно включает в себя три вида деятельности: медпомощь, тактика и физическая подготовка. Профессия военного очень сложная, она требует абсолютного погружения. Мне кажется, ни три месяца, ни тем более 10 дней не хватит для того, чтобы стать полноценным военным. Но это поможет быть готовым к войне.
В VOMA современная система обучения, ориентированная на гибридные войны. Нас обучают, как действовать в условиях атак дронами, как правильно передвигаться и ориентироваться на местности.
Наблюдая кадры боевых действий между Россией и Украиной, я не понимала, зачем роют окопы в виде обычных прямых или иногда волновых траншей. Из-за отсутствия маневренности подобные окопы повышают риск смерти при атаке с воздуха. Когда мы были на стрельбище в Azatazen, я, наконец, услышала важное замечание про то, какими должны быть окопы — разветвленными.
В какой-то момент на медпомощи я расплакалась, потому что вспомнила своего друга, оставленного, судя по всему, на поле боя, а далее попавшего в плен и погибшего там. Раньше, вспомнив это, я бы просто поплакала, но сейчас я готова сделать всё, чтобы такого больше не допустить.
Мне интересен процесс: получается, человек захотел поучиться, прошел трехмесячный курс, что дальше?
Когда гражданский проходит курс, он при желании может сдать аттестацию, а после он может записаться в тероборону. Всё это на абсолютно добровольных началах.
Это ведь негосударственная организация?
Да, эта организация частная. Недавно, кстати, государство создало учебное стрельбище для женщин. Это показалось мне очень глупым, и не потому, что они отправляют женщин воевать — женщины, безусловно, на это способны. Просто есть ощущение, что у государства очень примитивный взгляд на войну.
Война — это не про автомат в руках. Война — это масштабные действия не только на поле боя, но и в киберсфере: поиск умов и талантов, внутренняя дестабилизация врага, разложение и дробление общественности изнутри, деморализация их народа и солдат. Для всего этого нужны подразделения разведки, их необходимо сформировать.
Младшему командованию важно умение брать на себя ответственность в критические моменты. Необходимо уметь управлять дронами, разбираться в беспилотниках, ориентироваться на местности, правильно наводить связь между подразделениями.
Всё это очень важно. А государство занимается непонятно чем, скорее, создает видимость деятельности. Если так хочется включить женщин в военные действия, лучше бы открыли центр, где они могли бы учиться управлять дронами.
VOMA собирает деньги и вкладывает их непосредственно в оборону, основная идея — создание «нации-армии». Они строят брустверы и доты на линии фронта, организуют помощь семьям погибших. В общем — занимаются действительно важным и необходимым, а не распределяют деньги по своим помощникам и новым неэффективным структурам.
Нынешнее правительство абсолютно халатное. Не знаю, насколько можно быть малодушными, чтобы отправлять своих людей на фронт без раций, без активных наушников и удобного снаряжения. Просто на убой. К сожалению, Армения переняла у «старшего брата», у России, систему военного обучения. И это фатальная ошибка, которая приведет к краху, если государство не начнет вводить другие системы, адекватные для ведения гибридных войн. Всё это нужно изучать, учиться на ошибках других, чтобы обезопасить своих солдат. Но нет: они до сих пор продолжают централизованно хранить боеприпасы, медикаменты и прочее. Децентрализация является необходимостью.
Чтобы, например, не прилетало по крупным складам?
Да. Было бы здорово располагать необходимое в разных участках, прикреплять к каждому из них по небольшой группе солдат, чтобы каждая группа занималась снабжением своей точки. Та же самая ситуация со связью, потому что группы не связаны между собой: у них есть центральная военная часть, один удар по ней — и всё, связь нарушена.
Мне всё это очень непонятно. Как можно спокойно воевать, если ты понимаешь, что твое государство тебя бросило, что оно так халатно относится к своим защитникам?
Похожее происходит и с Арцахом. Я не понимаю, почему Рубен Варданян, вступивший в должность два месяца назад, не обеспокоился созданием хоть какого-то запаса продуктов и медикаментов, зная, что в любой момент Арцах может оказаться изолированным. Сейчас, спустя 48 часов блокады (интервью было взято на прошлой неделе, сейчас блокада всё еще продолжается — прим ред.), Арцах оказался без нужных медикаментов. Это ли не предательство?
А почему так происходит? Тебя послушаешь — начинаешь верить в теории заговора.
Нет, всё довольно просто. До власти добрались люди, которым интересна исключительно возможность набрать себе как можно больше богатств. Я никогда не смогу понять, как можно быть армянином, если ты готов обменять золото на свой народ. Для тех, кто управляет страной, первоочередным должно быть стремление защитить, укрепить и обогатить свою родину.
Фотографии Гриши Радченко.