На минувших выходных в театре Arten в Ереване прошла премьера постановки «Предатели» по роману Милана Кундеры «Невыносимая легкость бытия». Это, пожалуй, самое известное произведение чешского писателя, в котором драматические любовные события разворачиваются на фоне вторжения советских войск в Чехословакию в 1968 году. Журналист AliqRu поговорил с режиссером постановки Павлом Артемьевым о процессе создания спектакля, изменениях, которые происходят в людях во время исторических событий, а также о личных обстоятельствах, на фоне которых шла работа над произведением.
Почему «Предатели»?
Я слушал передачу про Кундеру, и когда в ней обсуждали тему предательства в романе, кто-то сказал, что это вообще чешская национальная проблема. Я про Чехию ничего не знаю, но это как-то засело в памяти.
А когда я понял, что буду добавлять к спектаклю свое вступление, и поэтому постановку уже не получится назвать аналогично с романом, слово «предатели» вспомнилось. Ну и достаточно мощно, по-моему, звучит в нашей современной ситуации.
И в целом сюжет книги, кажется, не может не перекликаться с современностью. Как вы с этим работали?
Да, конечно. Но в принципе и так понятно, как оно в нас откликается. Понятно, что такое для нас вторжение русских войск. Мы больше переживали о том, не кринж ли это: то, что мы, русские, играем чехов, еще и в Армении, еще и, по большей части, для русских.
Как себя убедили, что всё-таки не кринж?
Мы ведь действительно долго и серьезно работали. И когда пытаешься вжиться в этих людей и ситуации, то уже получается не кринжово, потому что ты не просто рассказываешь их истории, но хотя бы пытаешься почувствовать боль персонажей.
Ты сказал на обсуждении после показа, что в спектакле есть три слоя: философский, политический и личный. Пересекаясь, какую эмоцию рождают эти слои?
Наверное, мне как раз это и было интересно понять. Сначала я прочел роман и выделил для себя эти три слоя. Но потом мне стало казаться, что они сливаются в одно.
Обычно разделяют сами люди: здесь — мое личное, а вот здесь — политика, я туда не лезу. Но оказывается, что всё переплетено, в нашей жизни есть как бы единый процесс, который уже мы разделяем на составляющие при помощи ума.
Мне показалось, что в романе и в спектакле эту дистанцию между слоями снимает катастрофа. К примеру, жизнь одной из главных героинь сразу радикально меняется, она начинает действовать.
Именно так. В переломные исторические моменты это действительно становится яснее. Ты сразу начинаешь соображать на всех уровнях, поскольку приходится принимать судьбоносные решения.
Когда пытаешься вжиться в этих людей и ситуации, то уже получается не кринжово, потому что ты не просто рассказываешь их истории, но хотя бы пытаешься почувствовать боль персонажей
А твой опыт эмиграции как-то повлиял на работу?
Мы просто изначально с женой никуда уезжать не планировали. За неделю до объявления мобилизации мы поехали в свадебное путешествие в Батуми. Хотели доделать ремонт в квартире, чтобы потом ее сдавать, и заодно отдохнуть.
Потом — мобилизация, одновременно с которой выяснилось, что у жены довольно сильно заболела мама. Еще мою жену, она литовка, в какой-то момент лишили вида на жительство в России. В общем, всё навалилось скопом, и до сих пор мы не приняли решение, где будем жить. Сейчас вот я вернулся в Москву, тоже по бытовым делам. Сначала нужно доделать их, а уже потом пробовать понять, чем заниматься дальше.
Поэтому я всё это время нахожусь в таком своего рода междумирье. При этом я успел сделать спектакль в Батуми, спектакль в Ереване. Ксюша сделала тренинг в Вильнюсе. Я доделываю сейчас спектакль в Москве.
Павел Артемьев
Ты сказал, что, с одной стороны, Arten — это такой не совсем профессиональный театр, а с другой стороны, получилось сделать серьезную, почти 4-часовую постановку. За счет чего это удалось?
На самом деле в этом и заключалась задача: дать театру заряд большой энергии. Ради спектакля мы прокачали и техническое оснащение: купили занавес, сделали свет. В общем, да, хотелось, чтобы это был уже театр, а не что-то другое. Но так и нужно, по-моему, делать: если и создавать новый театр, то сразу задавать высокую планку.
Я волновался по поводу актерского состава. Среди четверых — только один профессиональный актер, да и тот без диплома, но я его, по крайней мере, хорошо знаю, мы много репетировали вместе. Поэтому я, когда еще находился на расстоянии, постоянно созванивался и списывался с ребятами, пытался понять, действительно ли они смогут сыграть.
Но в целом больших ожиданий не строил. Думал, мол, ладно, Саша как-то сыграет, а остальные, ну, если выполнят тот рисунок, который я задумал, это всё будет хотя бы как-то существовать. В итоге все актеры превзошли мои ожидания. Я очень обрадовался.
Но еще на этапе репетиций было предчувствие, что собралась неплохая компания, может получиться ансамбль.
Из нашего разговора я не совсем понял, почему ты вообще решил ставить спектакль по Кундере.
Было так. Я ехал в поезде «Москва — Владикавказ». Звонит Саша, говорит: «Приезжай ставить спектакль, есть такие-то люди». Когда я положил трубку, у меня в голове пронеслось прям фразой: «Невыносимая легкость бытия». Хотя сам роман я еще тогда не читал. Ну и прочёл, пока в поезде ехал, и понял, что да, это то самое. Пока был в Грузии, написал инсценировку.
А в день, когда я взял билет до Еревана, умер Кундера. Такая вот череда совпадений.
