Александр Шерченков (также известный как Ареш Личи-Каспер) — антивоенный активист и анархист, который, независимо от обстоятельств, весь 2024 год каждую субботу выходит на одиночный пикет напротив посольства РФ в Армении с требованием освободить политзаключенных. Сейчас активисту грозит депортация из Армении за формальное нарушение статуса пребывания, одновременно он ожидает рассмотрения запроса на получение политического убежища.
У Шерченкова неоднократно брали интервью независимые издания (в том числе и мы), но автору этих строк показалось, что в них не было раскрыто самое главное — мотивация. Почему он это делает? Как к этому пришел? Что думает по поводу своих перспектив? Lava Media поговорила с активистом еще раз.
Почему, как ты думаешь, тобой заинтересовались [армянские спецслужбы]? В первую очередь, наверное, из-за ежесубботних акций?
Моя первая акция «Протестная суббота» была приурочена ко дню рождения Александра Снежкова, антифашиста и анархиста из Читы. Ребята, Александр Снежков и Люба Лизунова, нарисовали граффити «Смерть режиму» в Чите. Их задержали, возбудили дело о вандализме, потом вдобавок признали экстремистами-террористами, в список [Росфинмониторинга] добавили. У них несколько статей, так как они еще вели в Telegram антивоенные каналы. Потом у меня были другие акции, и вот в августе [2024 года] мне позвонили с неизвестного номера и пригласили в паспортно-визовое управление полиции Армении по вопросу моего нелегального пребывания в стране. У меня нет документов, соответственно, я не могу сделать «визаран» и, получается, по закону теперь я нелегал.
Когда ты с ними в последний раз общался и были ли еще контакты после этого?
Они говорили, что передадут дело в суд, и тогда меня депортируют, угрожали, что у меня всего две недели на то, чтобы как-то легализоваться, но прошли эти две недели, потом еще две недели, еще… И ничего не произошло. Пока. И я не знаю, какой статус этого дела. Когда на меня завели другое дело о вандализме, которое закрыли, они тоже долго ничего не делали — дело возбудили 18 марта, а первый раз меня вызвали на допрос в сентябре, наверное. То есть возможно в 2025 году будут какие-то новые известия для меня.
Расскажи, каким образом ты остался без документов? Ты же как-то сюда попал?
Да, я прилетел по внутреннему паспорту, прямо из России, 1 июня 2022 года. Потом я ходил, волонтерил в «Допомоге» [украинский шелтер в Ереване] и думал сделать загран, а внутренний российский паспорт сжечь — снять этот процесс на видео, выложить в свои соцсети, в TikTok, в Instagram.
Как жест несогласия с политикой России?
Да, ну и это так по-анархистски же. То есть если бы у меня был загран, то в принципе внутренний [паспорт] мне был бы и не нужен. Но я пришел [в консульство РФ на улице Лусаворича], там пообщался с ребятами, все были заняты, все меня игнорировали. Я что-то так расстроился и на эмоциях взял просто и порвал паспорт. Сперва он был целый, просто порванный по страницам. Но пока я сидел там, увидел знакомого украинца. Решил его впечатлить и порвал перед ним паспорт на мелкие клочки. Теперь проблема в том, что внутренний можно сделать только в России. А в Россию мне нельзя. Вот так я остался без документов.
Украинца хотя бы впечатлил твой жест?
Нет.
Ты, насколько я знаю, ходил в посольство, показывал обрывки паспорта консулу?
Да, уже после того, как я порвал документ, у меня была жуткая рефлексия, я хотел вернуться в Питер. Сейчас, конечно, тоже хочу, но не так сильно, это уже не такая навязчивая идея, как было в 22-м году. Я надеялся, что если я приду в посольство, покажу порванный паспорт, то меня экстрадируют. Я пришел, охранник армянский спрашивает, что мне надо. Говорю, позовите там кого-нибудь, я порвал российский паспорт, пусть они меня депортируют. Вышел сотрудник консульства, который сидит на ресепшене. Я показал ему пакетик целлофановый, в котором лежали обрывки паспорта. Он посмеялся и сказал, мол, если хочешь, чтобы тебя депортировали, нарушь армянский закон. Не то, что я тебе даю руководство к действию. Просто прими к сведению. Ну а потом я просто жил, проводил какие-то акции, участвовал в общих акциях «Ковчега» [проект помощи россиянам, уехавшим из страны из-за войны].
А что за история была с метанием урны в консульство?
Это было 17 марта, в день выборов президента. Я собирался днем прийти и на стене консульства нарисовать пацифик аэрозольной краской. Но меня подруга отговорила от этой идеи. Вечером в «Ковчеге» была «ночь против Путина» — вечеринка. И я чуть-чуть выпил, а может даже не чуть-чуть, и поругался с ребятами. Психанул. Около окон «Ковчега» стояла мусорная урна. Я ее пнул, потом подобрал и пошел с ней к посольству. Там еще как раз заканчивалось голосование. Было много сотрудников армянской полиции, которые в красных беретах, что-то типа ОМОНа российского. Соответственно, они меня остановили. Помешали бросить урну прямо непосредственно в здание посольства, и я бросил ее на асфальт. Меня задержали, при задержании применяли физическое насилие — в патрульной машине сотрудник полиции пытался меня душить, в отделе меня тоже избивали. Всю ночь продержали. Утром отпустили. С третьего этажа кто-то спустился, и отпустили. Возбудили дело о вандализме, которое потом закрыли.
Были какие-то последствия для тебя?
Нет, дело полностью закрыли без всяких последствий.
А почему, как ты думаешь?
Ну, они посчитали, что акция не нанесла никакого ущерба и вреда окружающим и сотрудникам полиции.
Но пока я сидел там, увидел знакомого украинца. Решил его впечатлить и порвал перед ним паспорт на мелкие клочки.
Как ты вообще в Ереване все это время существуешь? Работаешь где-то?
У меня нет стабильного заработка. Я подрабатываю, выгуливаю собак. За прогулку мне платят тысячу драм. Соответственно, стабильного дохода, чтобы снимать самостоятельное жилье и покупать продукты, у меня нет. Я живу у друга, который оплачивает аренду и покупает продукты. Но в 2025 году он собирается возвращаться в Москву.
Ты начал свой рассказ про российский опыт задержания с упоминания того, что ты жил на улице, на перекрестке. Как ты вообще оказался в этой ситуации? Ты же не из Питера, из провинции, насколько я помню?
Изначально я из Смоленской области, там есть маленький поселок городского типа Холм-Жирковский. Граф такой был, который его основал. В 2018 году у меня умерла мама, родственники меня выселили из дома, и я решил изменить свою жизнь и уехал в Москву. У меня брат родной в Москве жил и трудился в рабочих домах, такие дома, где люди живут и работают за зарплату 500 рублей в день.
И я попал в один из таких домов организации «Город Надежды», потом она стала называться «Глобус», сейчас не знаю. Они с религиозным христианским уклоном, там [проходит] ежевечерние собрания, где распределяют людей на работу, оценивают их успехи — кого-то отчитывают, кого-то хвалят. И, соответственно, в конце собрания молятся. Я ничего не имею против религии, но там это все фальшь, прикрывание религией плохих каких-то дел. В рабочих домах очень плохое отношение к людям, которые там живут, да и сами люди достаточно маргинальные. Бывшие заключенные, наркоманы-алкоголики с тяжелой психикой, они очень жестокие, в этом обществе нельзя было мне раскрывать [свою ЛГБТ-идентичность].
А как ты оттуда попал в Петербург?
Ну просто в конце декабря 2021 года я решил поехать в Питер. Там тоже сначала работал в этих домах, а потом надоело, и в январе 2022 года я решил, что больше не хочу. Я решил просто жить на улице. Даже не в ночлежках, хотя ночлежки в Санкт-Петербурге очень помогают людям, там много хороших социальных работников, там есть психологи, помощь с восстановлением документов. А просто я днем ходил по Невскому проспекту, стрелял у прохожих деньги. На них покупал себе какую-то еду, ночевал я в кафе внутри круглосуточного [супермаркета] «Перекресток» на Комендантском проспекте. Там охранники не выгоняли, можно было за столиком на стуле поспать ночью. И вот так я жил до 24 февраля [2022 года].
Сидел в «Перекрестке», и вдруг пришел какой-то парень и сказал, что началась война, Россия напала на Украину — а я не знал, потому что не смотрел никаких новостей. Позвал меня на митинг. И так я пошел на свой первый митинг.
Я пошел просто посмотреть. У меня не было никаких плакатов. Я не скандировал никаких лозунгов. В первый митинг меня не задержали. На второй день тоже. И только вот на третий день первый раз задержали. Дали трое суток.
Потом я уже стал выходить в одиночные пикеты, в основном к метро «Гостиный двор». Было два административных ареста. За пикеты тоже меня сажали на сутки, еще дополнительно за хулиганство, за распитие спиртных напитков. В общей сложности, получается, я месяц просидел в «обезьяннике» в отделении полиции.
В России на тебя открыты сейчас какие-то уголовные дела?
Я выходил, наверное, раз 15 в одиночные пикеты с плакатом «Нет войне» в Питере. И каждое задержание — это, получается, административная статья. И уже последняя была уголовная — в мае, на День города, 27 мая 2022 года, за «повторную дискредитацию». В приватной беседе начальник отделения полиции сказал, прямо сделал акцент на этом, что «через 2 дня» будут возбуждать дело. Прямо намекнул, чтобы я уезжал. Друзья помогли мне с билетом, и я улетел в Ереван. Но дело не возбудили в итоге, а положили на полку.
Ареш, как ты стал анархистом?
Я всегда был анархистом, просто это в себе в какой-то момент открыл.
Хорошо, как ты открыл в себе, что ты всегда был анархистом? Как это вообще происходит?
В 2022 году я познакомился с чуваком одним, он анархист. И он мне более-менее рассказал, ввел в дискурс, что такое анархия, анархизм. До этого я думал, что анархия — это какой-то беспредел, хаос, и это как-то не особо меня привлекало. Но я понял, что всегда был анархистом, потому что мне никогда не нравилось государство. Оно мешает, лезет в семью, везде лезет. Но я анархо-пацифист, я против любого насилия все равно.
Против любого насилия?
Да. Просто есть радикальный анархизм, который совсем не против насилия, и я такое не поддерживаю.
Но ведь вот эти анархисты, за которых ты выходил в пикеты, они же не все такие «плюшевые»?
Ну, да. Там есть анархисты, которые, в том числе разные вещи совершили. Так я и не против революции в России. Я даже готов в ней принимать активное участие, но я буду кидать камни или «коктейли Молотова» только в пустые витрины магазинов, в пустые полицейские машины без людей.
Потому что я не могу проявлять насилие даже к российским ментам. То есть я понимаю, что они, мягко сказать, не очень хорошие люди, но чисто физически они такие же люди, как и я, как и мы все. И я не смогу причинить им какую-то боль. Потому что в моей жизни с самого рождения было очень много насилия, и я знаю по себе, как это плохо, как это неприятно, больно.
Но я понимаю, что в современном обществе пацифизм не совсем уместен, потому что идут войны. Например, Украина вынуждена защищаться, и они не могут быть пацифистами, потому что они тогда проиграют, и российские военные их просто уничтожат. Но у меня так сложилось, что даже если меня избивают — я вообще даже не сопротивляюсь. Это просто с детства так получилось, что я не могу отвечать на насилие. И я считаю, что это минус, но вот так оно сложилось.**
Ты же понимаешь сам, что если ты вернешься в Россию, тебя с большой вероятностью посадят в тюрьму. В российскую тюрьму, во время войны.
Я думаю, да. Даже если я не буду выходить на пикет… Просто учитывая то, что во всех соцсетях я открыто выступаю против войны и против «квирфобии», у меня есть «демонстрация экстремистской символики», то есть ЛГБТ-флаг, транс-флаг в инстаграме — теоретически за все это можно возбудить уголовные дела. Но так как я в эмиграции и не настолько медийный человек, они ничего не возбуждают.
В российскую тюрьму мне чисто логически нельзя, учитывая историю с Азатом Мифтаховым [аспирант мехмата МГУ, осужденный за «оправдание терроризма», в 2023 году заявил о пытках и о том, что из-за действий ФСБ его в камере перевели в касту «опущенных» — ред.] — ФСБ устроило ему очень некомфортное пребывание в тюрьме просто из-за некоторых [интимных] фотографий. А он даже не гей. Я открытый гей, и, учитывая, что все это есть в открытом доступе…
То есть, скорее всего, ничего хорошего тебя не ждет.
Да.
Объясни тогда, почему ты, как ты неоднократно заявлял, что хочешь, чтобы тебя депортировали?
Я хочу домой.
Это получается такое, довольно суицидальное желание в контексте того, что тебя может ждать. Как ты сам для себя это объясняешь?
Многие политзаключенные принципиально не хотели уезжать из России, но у них… То есть, они все гетеросексуалы, и поэтому им в этом плане особо не надо было переживать. Я не боюсь тюрьмы, но как раз-таки боюсь сексуализированного насилия. Это неприкольно. Нихуя не прикольно.
Я понимаю, что [мое желание вернуться] — это деструктивная мысль, да. И я искренне полюбил Армению и Ереван. Мне здесь комфортно, у меня тут много друзей и знакомых, товарищей. Но я очень скучаю по России, по Питеру. Вместе с тем, я понимаю, что я, когда вернусь, не буду просто гулять по Питеру. Я буду сидеть в тюрьме.
Если тебя депортируют в итоге, что ты будешь делать?
В любом случае, даже если меня сразу не посадят, я все равно буду выходить на пикеты. Я думаю, после первого пикета меня уже точно закроют. Посадят.
Почему ты продолжишь выходить на пикеты?
Потому что я не хочу молчать. Я изначально не хотел уезжать.
Какие у тебя вообще планы на ближайшую жизнь, собираешься ли ты что-то предпринимать, чтобы изменить свое положение, просить убежище?
После того, как я сходил на беседу в паспортно-визовое управление полиции Армении, после угрозы депортации, я пошел в миграционную службу и попросил политубежища. Мне сказали, что я уже просил политубежища, но не пришел на интервью, и такого кейса у них еще не было. Сейчас они рассматривают, возможно ли юридически второй раз обращаться за политубежищем.
А почему ты не пришел на интервью?
Мне было лень.
И что теперь?
Ну вот, уже с конца августа до этого периода [мы разговаривали с Шерченковым в конце ноября 2024 года, и на момент публикации ситуация не изменилась — ред.], то есть за почти что четыре месяца, они мне так и не позвонили. И я не знаю, в каком я сейчас статусе. Летом, где-то через месяц после повторного прошения, я ходил в миграционную службу, спрашивал, как обстоят дела. Я сказал им, если вы отказываете, дайте мне письменный отказ для моего последующего обращения в суд. Они сказали, что большая очередь и надо ждать. Я взял у них номер телефона и все. Больше пока ничего не предпринимал.
В период рассмотрения запроса ты планируешь продолжать свою деятельность активистскую?
Да, каждую субботу я выхожу [на пикет] в поддержку анархистов-политзаключенных, антифашистов и иногда просто политзаключенных, которые не ассоциируют себя ни с левыми активистами, ни с правыми.
Ты не будешь это прекращать, несмотря на то, что это может потенциально негативно повлиять на твое получение убежища?
Да, я не буду прекращать, я считаю, что это важно. Я понимаю, что это не дает того результата, которого бы хотелось — освобождения политзаключенных, но по крайней мере это обеспечивает хоть какую-то минимальную видимость для них. Например, если бы не медийность Саши Скочиленко, она просто не попала бы в обменные списки*. Медийность для нас важна и нужна.
*Художница была задержана 11 апреля 2022 года за замену ценников в супермаркете на антивоенные листовки, 16 ноября 2023 года, после полутора лет в СИЗО, ее приговорили к 7 годам лишения свободы по «закону о фейках». 1 августа 2024 года Скочиленко освободили в рамках обмена заключенных между Россией и Западом.
**Шерченков также рассказал еще несколько удивительных историй своего взаимодействия с армянской полицией, в том числе, эпизод, когда его задержали при попытке нарисовать «пацифик» и написать слово ТЕРРОРИСТЫ на стене российского консульства. В тот раз его снова отпустили, не заведя дела, и активист оговаривается, что «армянская полиция самая лучшая», но ему было немного жаль, потому что он «рассчитывал на депортацию» и «очень хочет в Россию».
Текст: Артур Самойлов.