В этом материале мы подвели краткие итоги протестов в Грузии, а также поговорили с участниками митингов.
Что случилось?
В Грузии начались (и продолжаются) митинги против партии власти «Грузинская мечта», а также приостановки процесса евроинтеграции, о которой заявил премьер-министр страны Ираклий Кобахидзе 28 ноября — в ответ на резолюцию Европарламента о выборах, прошедших в октябре. Важно отметить, что после парламентских выборов тоже проходили митинги, но они быстро стихли, а новый виток протеста случился только после скандального заявления премьера, и с тех пор митинги проходят в ежедневном режиме.
Что за резолюция?
28 ноября Европарламент принял резолюцию «Об усугублении демократического кризиса в Грузии после парламентских выборов и предполагаемых фальсификациях на них». Европарламент отметил авторитарный курс «Грузинской мечты», призвал провести новые свободные выборы в течение года, а также выдвинул инициативу адресных санкций.
Как проходили митинги?
В первые дни «новой волны» протестов в конце ноября протестующие строили баррикады и использовали против полицейских пиротехнику. Полиция применяла водометы и слезоточивый газ, также полицейские избивали и арестовывали людей. В последующие дни противостояние вошло в более спокойную фазу, несмотря на то, что власти использовали новый репрессивный инструмент — «титушек», которые выслеживали протестующих по отдельности и нападали на них. Кроме того, «титушки» нападали на оппозиционных журналистов, освещавших протест. Некоторые аналитики, впрочем, считают, что «титушек» наняли сами оппозиционеры, чтобы радикализировать митинги.
В поддержку европейского курса страны и демонстрантов высказались многие крупные компании и дипломаты. Последние несколько недель самые разные группы населения (соцработники и IT-специалисты, веганы и студенты, преподаватели, феминистки, ветераны войны и т.д.) проводят шествия и акции.
Чем в целом ответила на протест «Грузинская мечта»?
Арестами и уголовными делами. Согласно официальным данным, за время протестов были задержаны более 400 человек. Против как минимум тридцати из них возбуждены уголовные дела. Кроме того, обыскам и арестам подверглись лидеры оппозиции и работники СМИ.
Одного россиянина, задержанного на протестах, депортировали в Армению. Еще двоих постановил выдворить суд. Согласно данным «Медиазоны», еще трое россиян получили наказание в виде ареста, двое получили штраф.
20 декабря генеральный секретарь Совета Европы Алан Берсе заявил, что получил обещание от «Грузинской мечты» о создании рабочей группы для внесения поправок в закон об иностранных агентах.
И что в итоге?
Пока неизвестно. 14 декабря в Грузии прошли выборы президента, на которых победил выдвинутый от «Грузинской мечты» (и единственный) кандидат футболист Михаил Кавелашвили. Президентка Грузии Саломе Зурабишвили отказалась признать результаты выборов. Некоторые политологи полагали, что к усугублению продолжающегося политического кризиса в Грузии может привести выселение Саломе Зурабишвили из резиденции после инаугурации Кавелашвили 29 числа, а также уголовное преследование президентки. Однако этого не произошло: экс-президентка, несмотря на предыдущие заявления, покинула дворец в день инаугурации.
В этот же день Кавелашвили в ускоренном порядке подписал ряд репрессивных законов. Теперь на митингах запрещается использовать пиротехнику и лазеры. Также нельзя закрывать лицо. Значительно увеличиваются штрафы за перекрытие дорог и граффити, добавлены новые основания для ареста протестующих.
Мы спросили двух участников протестов, гражданку Грузии и россиянина, о том, почему они решили выйти на улицу, с чем столкнулись и к чему, по их мнению, могут привести митинги.
Кажется, вы начали активно участвовать в протестах не после самих парламентских выборов, а после заявления Кобахидзе про приостановку евроинтеграции, почему так?
Никита: Нет, мы выходили на акции с 28 октября, одна из них была достаточно крупная, мы ходили маршем по центру, перекрывали дороги, а готовность к участию в масштабных протестов сохранялась ещё с весенних акций против закона об иноагентах. Тогда они были относительно централизованы и закончились довольно резко, поэтому осталось ощущение недосказанности.
Мы не ожидали такой общественно реакции на заявление Кобахидзе и заранее не планировали ехать на Руставели, но увидели в новостях, что люди стихийно собрались, поэтому тоже отправились к парламенту.
В целом как на весенних протестах в 2023-м и 2024-м, так и сейчас главным триггером, выводящим людей на улицу, является насилие. Сейчас это связано с разгонами митингов и полицейским насилием, которое их сопровождало. Но и в прошлые годы насилие было драйвером протестов: например, протесты 2012-го после публикации свидетельств пыток в Глданской тюрьме или рейв-протест 2018-го после рейдов в клубах.
Мы не ожидали такой общественно реакции на заявление Кобахидзе и заранее не планировали ехать на Руставели, но увидели в новостях, что люди стихийно собрались, поэтому тоже отправились к парламенту.
Ната: Мы выходили и до, но не так активно. Но после заявления Кобахидзе народ собрался не днем, когда это стало известно, а ближе к вечеру. Меня удивило, что это произошло не сразу, но обрадовала столь сильная реакция людей.
Я часто бываю несогласна с решениями государства — такими, как отмена общественного транспорта в связи с ковидом или повышение тарифов за проезд, — но никогда до этого я не сталкивалась с таким массовым недовольством. Сейчас я продолжаю ходить на митинги и держусь, потому что люди держатся! И я с ними. Я бесконечно рада этому.
Что для вас значат эти протесты, есть ли с чем сравнить этот опыт?
Никита: С 2017 года я участвовал в подавляющем большинстве митингов в Петербурге (и даже в одном московском), начиная с антикоррупционных протестов и вплоть до антивоенных митингов февраля-марта 2022-го и акций против мобилизации в сентябре того же года. Это были как совсем небольшие акции на пару десятков человек, так и самые крупные протесты. За эти шесть лет я выходил на улицу не только как рядовой участник, но и помогал в координации, агитации и медиа.
Я бы не хотел проецировать этот опыт на что-то другое и в целом проводить какие-либо параллели с российскими, украинскими или белорусскими протестами. Подобные сравнения кажутся мне следствием ограниченности политического воображения, а попытки с помощью этих параллелей сказать, что кто-то хуже или сделать прогнозы, вызывают во мне лишь нежелание участвовать в дискуссиях такого характера. В целом сравнивать страны с совершенно разными политическими, историческими, экономическими вводными кажется мне жутко некорректным.
Я безумно рад принимать участие в событиях в Сакартвело, считаю, что оказался в нужное время в нужном месте. Я не мог представить, что стану частью протестов такого масштаба, длительности и уровня конфронтации с властью. Я «проходил мимо» акций против иноагентского закона весной 2023-го года и уже активно участвовал в подобных акциях весной 2024-го, но, несмотря на масштаб, они имели локальную повестку, в них не было того стремления дойти до конца, лозунгов «რევოლუცია» [в переводе с грузинского «революция» — прим.ред.] и цели свергнуть власть.
Ната: Я стала выходить на протесты только в этом году, когда появилось больше каналов, оповещающих о происходящем. Точнее, раньше я не выходила не из-за недостатка информации, скорее, я не понимала идеи протестующих. Важную роль сыграла моя осведомленность о ситуации в России в последние годы (когда я подросла и стала больше включаться в процесс). Теперь сложно не замечать те же действия грузинских властей.
Я впервые вижу такую реакцию людей, бизнесов, банков, сравнить это не с чем. Это большая сила, которая точно не останется незамеченной.
Ната, как думаешь, какой сейчас в целом настрой у протестующих грузин и грузинок, когда протест длится уже довольно долго?
Настрой все еще решительный, но люди уже не так активны. Поменялся формат протестов — с ночных на дневные марши.
Люди используют свою принадлежность к профессии, национальности, конфессии или идеологии. Это здорово — помогает объединяться, узнавать других. Но при этом есть ощущение, что люди свое «отпротестовали днем», и их не так много ночью.
И дело как будто даже не в длительности протеста, а в том, что уже несколько недель нет насильственных действий в отношении митингующих. От этого включения в ежедневный протест меньше.
Как только снова случится насилие над протестующими, люди заполонят Руставели.
Никита, не боишься, что тебя могут депортировать или не впустить при следующем визаране? Как оцениваешь эти риски и вообще риски для россиян?
В Сакартвело как минимум с 2022-го года существуют так называемые «списки Иванишвили», по которым в страну регулярно не пускают российских журналистов, активистов и правозащитников. Эффективных механизмов оспаривания отказа не существует. Иногда в страну не пускают и совершенно случайных россиян, которые живут тут, но нужно понимать, что все недопуски — это доли процента от общего количества въезжающих россиян. Для меня, как и для других россиян с политическим бэкграундом, это не новые риски, и пока я не вижу достаточного количества кейсов, которые бы указывали на то, что россиян стали чаще не пускать или каким-то образом отслеживать участвующих в протестах.
Пока санкции касались только непосредственно задержанных, и мы видели только одну депортацию, но и то — в Армению, а не в Россию, что могло бы действительно напугать.
Сакартвело — это мой единственный дом, и я не собираюсь так просто отказываться от него, поэтому в случае задержания не планирую подчиняться требованиям миграционной службы.
Учитывая, что россияне, которые проживают в Сакартвело, обычно юридически не отличаются от туристов (редко имеют регистрацию, официальную работу или какие-либо ещё бюрократические связи, которые бы позволяли их отследить), думаю, что у властей нет ресурсов и инструментов, чтобы искать и депортировать тех, кто не уедет сам. Другое дело — визаран, но я и так не планирую покидать Сакартвело до конца протестов, сейчас горизонт планирования такой.
В целом как вы оцениваете перспективы протеста? Чего не хватает протестующим, чтобы добиться своих целей, и что ждет страну в будущем, если ничего не изменится?
Ната: Саломе Зурабишвили не хватает уверенности. Её слушают, ее любят. Она делает много, но хочется видеть больше ее «радикальных» действий.
Если ничего не изменится, то всех нас ждут репрессии и такой же низкий уровень жизни. А также маргинализация тех, кто у власти (уже сейчас приняты законы об облегченном поступлении на работу в МВД).
В Грузии большие проблемы с образованием, и никогда не было работы по адаптации национальных меньшинств. Если власть пойдет по тому же пути, все останется на прежнем грустном уровне.
Никита: Любые прогнозы кажутся мне спекулятивными и отдают вайбом «российской экономике осталось 3-4 месяца». Лично я сейчас не вижу конкретных предпосылок, которые могли бы переломить чашу весов в ту или иную сторону.
Мобилизация общества максимальная, на стороне протеста большая часть населения и бизнеса, но у власти есть полиция и административный ресурс, поэтому все ждут какого-то события, которое изменит баланс сил. С 7 декабря они перестали разгонять акции, но сколько это затишье будет продолжаться — загадка. Власть явно не будет терпеть регулярные протесты в центре города, это не совместимо с авторитарным режимом, который они пытаются утвердить, происходящее должно прийти к какому-то итогу.
Я надеюсь, что протесты (вне зависимости от их исхода) станут точкой сборки новых общественных и политических объединений, которые будут бороться за интересы широких групп населения. Нынешняя парламентская либеральная оппозиция практически не имеет социальной повестки и не просто так находится в кризисе. Я бы хотел видеть на её месте низовые и горизонтальные силы, которые будут идти от людей и делать их акторами, вне зависимости от социального статуса, происхождения или любых иных вводных.
Хотелось бы увидеть большего протеста экономического плана — забастовок и бойкотов, вовлечение в протест среднего и крупного бизнеса, «Мечта» должна в прямом смысле заплатить за свои действия.
Я не вижу будущего у этой власти в долгосрочной перспективе. Если не сам протест, то политические и экономические последствия добьют «Мечту» в обозримом будущем. Не представляю, как они собираются управлять в условиях оппозиционного населения, бойкота со стороны 40% парламента и непризнания международного сообщества. Из-за недоверия к текущей власти тут уже возникли проблемы с переписью населения, а ведь это важнейшие данные, которые нужны для функционирования государства. Экономика тут во многом держалась на помощи Запада, курс лари начал падать ещё весной, Нацбанк продавал валюту, чтобы стабилизовать курс, но она закончилась, поэтому непонятно, где они возьмут новую в условиях прекращения финансирования и усиливающейся международной изоляции.
Если начнётся массовая эмиграция, то последствия для страны будут разрушительные, а у подобного сценария есть конкретные предпосылки: в девяностых тут уже была волна эмиграции, люди бежали от нищеты, и все эти годы продолжали уезжать. С 2017-го у граждан Сакартвело безвизовый режим с ЕС, многие семьи живут за счёт эмигрировавших родственников, в основном женщин, которые работают нянечками и клинерками в Европе и США. Относительная экономическая стабильность установилась лишь в 2010-х, и новый отток населения для страны с населением в 3.7 миллионов, больше трети которого живёт в Тбилиси, изменит Сакартвело до неузнаваемости.