4 февраля премьер-министр Армении, сейчас находящийся в США, на встрече с представителями общины в который раз подтвердил выбранный им курс. Эти идеи, несмотря на некоторую очевидность, достаточно революционны для сложившегося бытования армянской политики в 1991-2018 годах, да и первых лет Пашиняна тоже. Насколько они реально осуществимы?
В американской речи Пашинян, в общем, не сказал ничего нового по сравнению с тем, что говорил в 2024 году (приведем ниже), но обогатил свои предыдущие тезисы важными деталями (выделим их подчеркиванием):
«Мы не хотим больше быть мучениками, мы хотим быть обычным народом. Мы хотим, чтобы обычные люди в Армении жили обычным образом. Пока у нас есть возможность, мы будем бороться с ролью мученика. Изменение публичного дискурса, превращение его в реальность — это [наша] историческая миссия. Мы будем бороться, чтобы выполнить эту миссию. Я также не хотел бы, чтобы в результате этих анализов мы пришли к выводу, что жертва наших павших мучеников (воинов) была напрасной. Я не согласен с этой позицией».
Другой тезис, произнесенный в той же речи, несомненно, в очередной раз восстановит против Пашиняна огромное количество как ветеранов конфликтов с Азербайджаном, так и значительную долю сочувствующих им граждан РА. Если бы Пашинян был традиционным «политиком», привычным для Армении (тип Кочаряна-Саргсяна), он бы избегал как огня даже любых двусмысленностей на тему Арцаха («продажу» которого Пашиняну и так ему вменяет каждый второй таксист), чтобы не терять политические очки. Но «революционный» премьер последовательно и осознанно выходит на бой против этой роли:
«Могу сказать, что, [только] потерпев поражение [в конфликте за Арцах], мы обрели возможность иметь независимое и суверенное государство».
Азербайджанская пропаганда, разумеется, радостно впилась зубами в эти высказывания (тут тоже ничего нового), трактуя их как добровольное признание в геополитическом поражении и проявление слабости — вместе с тем сдержанно хваля Пашиняна за «здравомыслие».
Здесь возникает вопрос, на который армянин и сторонний наблюдатель, скорее всего, ответят диаметрально противоположным образом. Если Азербайджан радуется словам руководителя страны, значит ли это автоматически, что он неправ?
Пашинян прекрасно знает, с чем он имеет дело. Армения — в первую очередь Ереван — это пространство, населенное народом, который абсолютно одержим своей историей. Если в России (допустим, в России довоенных лет, ок) большинство населения всегда было пассивно, и активный энтузиазм, мифотворчество и прочая историческая реконструкция были занятием по большей части довольно маргинальных групп, на которых нередко смотрели, как на фриков. Здесь историческую лекцию по всем вопросам с XIX века (хорошо, если не от самого Ноя) вам всегда готов прочитать таксист, продавец или сосед во дворе, с которым вас угораздило принять приглашение выпить русской (как правило) водки — автор статьи имел десятки таких увлекательных бесед, и все они были структурно более-менее одинаковы. В большей степени историзм сознания свойственен старшему поколению армян, но нередко и в разговорах с молодыми людьми можно встретить все те же тезисы: вот, у нас за окном Арарат из Библии, мы первая нация, принявшая христианство, мы изобрели вино, Арцах нельзя было отдавать, а эти турки (в самостоятельном существовании азербайджанцам принято отказывать почти единогласно) всегда нас ненавидели и до сих пор хотят повторить геноцид.
И как бы по фактам спорить здесь особо и не с чем: ну да, за окном Арарат, да, первая христианская нация, да, с Арцахом ужасно вышло, да, если почитать заявления Алиева, турок он или не турок, то волосы встают дыбом, про вино, правда, недоказуемо, но вот же Арарат за окном, а первым виноделом был как раз Ной, который придумал все это дело на пенсии после заезда на Арарат на Ковчеге…
Образуется мифологическое пространство, которое, вероятно, поддерживается все еще строгой и традиционной структурой армянского общества (и она выдерживает любые испытания пороками, соблазнами, списывая их на исключения из общего правила). И в него вполне гладко вписывается современная история с потерей Арцаха 19-20 сентября 2023 года. Причем даже на семантическом уровне: исход из захваченного Алиевым региона прошел, если смотреть на его масштабы, практически бескровно — не считая чудовищного, но все же случайного инцидента со взрывом топливного склада, унесшего жизни 200 человек. Но этот исход на международном уровне, применяя расширенное толкование термина, требовали признать геноцидом. Тем самым приравняв смерть 500 человек (включая погибших в 24-часовых боевых действиях) к действительно одной из самых страшных страниц в истории человечества, когда миллион армян был физически уничтожен турками.
Впрочем, даже и без такого формального признания Арцах уже прочно вошел в пространство армянского внутреннего мифа, последствия этого уже видны, и они будут расти в ближайшие годы.
Именно против этого мифа, против его дальнейшего разрастания, которое неизбежно закончится реализацией ресентимента, и выступает Пашинян, возможно, выбирая для этого не самые удачные термины (или что-то не так с русским переводом?), но говоря прямо, «революционный» премьер, конечно, не придумывал эту идею о возвращении к реальности, однако именно ему как руководителю страны выпало стать сейчас ее голосом и проводником.
Фото: РИА Новости / Григорий Печорин
Вернемся еще раз к тем словам, которые Пашинян добавил к своему высказыванию в этот раз: «Я также не хотел бы, чтобы в результате этих анализов мы пришли к выводу, что жертва наших павших мучеников (воинов) была напрасной». Вот это уже совсем сложная тема, которая подразумевает большую осознанность и выход на уровень осознания обществом самого себя и своего дискурса. Да, был геноцид, и были большие войны, и многие «наши» погибли за великое дело. Но обязывает ли это сегодняшних конкретных «нас» продолжать проливать кровь сегодня, сейчас? Если да, то почему?
Речь Пашиняна в 2024-м, в 109-ю годовщину Геноцида армян:
«…Порой нам не удается правильно разграничивать реалии и факторы, исторические процессы и прогнозируемые горизонты. Возможно, в этом кроется также причина того, что мы получаем новые потрясения, вновь переживая душевные потрясения Геноцида армян как наследие и как традицию. В этом смысле я считаю чрезвычайно важным внутреннее умосозерцание Геноцида армян. Когда мы говорим о Геноциде армян, о Мец Егерне, мы всегда обращаемся к внешнему миру, говорим с внешним миром, но нашего внутреннего диалога на эту тему никогда не происходит.
<…>
Геноцид армян, лишение родины — это не приговор, который мы должны нести в качестве непрерывного поиска утраченной Родины. Мы должны прекратить поиск Родины, потому что мы нашли эту Родину, нашу Землю обетованную, где течет молоко и мед. Дань памяти мучеников Геноцида армян должно символизировать для нас не утраченную, а обретенную и настоящую Родину в лице Республики Армения, конкурентоспособная, легитимная, продуманная и созидательная политика которой может исключить повторение Геноцида».
10 апреля 2024 года в том же ключе премьер рассматривал даже более широкую проблему — фантома Исторической Армении. Тогда Пашинян сказал по смыслу примерно то же, что и сейчас:
«Историческая Армения и реальная не только не совместимы, но создают серьезнейшие угрозы друг для друга… Я и правительство, будучи долгое время носителями психологии и традиции исторической Армении, только в 2022 году констатировали, что ключевой фактор безопасности Армении игнорировался, и это произошло с первых дней нашей независимости. Этот фактор — международно признанные границы Республики Армения, ее международно признанная территория. Только после войны в сентябре 2022 года я бесспорно и однозначно убедился в том, что фиксация международно признанной территории Армении может стать дополнительным и решающим фактором для гарантирования безопасности нашей страны в краткосрочном и долгосрочном плане. И с этого момента начался политический и психологический процесс, который можно назвать процессом делимитации между существующей Арменией и исторической».
Проблема в том, что практической реализации в чистом виде у идеи возвращения к реальности нет — в силу скромных экономических, демографических и милитаристских ресурсов Армении, ее зависимости от импорта и инвестиций, крайне агрессивного соседа с его мечтами о «Западном Азербайджане» и, конечно, исторического опыта как части России и СССР с 1828 по 1991 год (с перерывом лишь на несколько лет в 1917-1920), который обеспечивает потенциально бесконечный источник ностальгии по включенности во что-то большее, ну и возможность бесконечно поговорить о славном прошлом, вместо потенциально сложного, но реального будущего.
Единственный практически возможный вариант какого-то движения от статус-кво, который сейчас и прорабатывается — примыкание к Западу, вхождение в состав ЕС (гипотетическое и, скорее всего, несбыточное) и общая переориентация на западные ценности. Но будет ли это возвращением к реальности для самой Армении? Политические события последнего года поставили под сомнение, что эта западная реальность вообще в нынешнем виде сохранится какое-то долгое время — и некоторые части, например, американского культурного дискурса Демпартии, который считался незыблемым (а молодое поколение, кажется, и вовсе принимало его за реальность), сейчас очень мощно в самой Америке откатывается обратно. Отметим, что у соседней Грузии было такое окно возможностей в сторону ЕС с 2008 года, и, к сожалению, в итоге 26 октября 2024 года оно закрылось, силы пророссийского ресентимента победили. И принятие закона, криминализующего ЛГБТ в 2024-м году, и разгром фестиваля Tbilisi Pride Fest в 2023-м — звенья одной цепи, но к такому разговору мы еще не готовы.
Проблем практической реализации (от слова реальность) очень много, так много, что при взгляде со стороны опускаются руки. Да, Пашинян может де-факто успешно саботировать нахождение Армении в составе ОДКБ, не выходя из него, но есть же еще ЕАЭС (с очень приятным бонусом в виде Таможенного союза), и есть, что самое главное, 102-я российская военная база в Гюмри. И нет, вывести ее оттуда (и завести, например, базу НАТО) будет намного, намного сложнее, чем просто попросить на выход пограничников из аэропорта «Звартноц». Это несопоставимые по уровню вещи. Вывод российской базы развяжет политический кризис уровня войны 2020 года, со всеми сопутствующими провокациями со стороны соседей и открытием окна для, не дай бог, «миротворческих операций».
Как ни странно, шаткое равновесие, в котором Армения существует последние годы — а в широком смысле и все последние 34 года — практически идеальное состояние для той самой «обычной жизни обычных людей», о которой так заботится Пашинян. Когда все эти «большие вещи» как бы не вполне всерьез из-за того, что все существует одновременно: и проблема Арцаха, и желание войти в ЕС, и бытовая гомофобия, и желание остаться с Россией, и традиционные ценности, и культ потребления и вообще всего американского (посмотрите видеоклипы армянских поп-исполнителей, там эти эстетики достаточно интересно сливаются), и желание жить реальным («в Ереване денег не заработаешь, надо ехать в Москву»), и культ тех самых армянских мифов (мы первые придумали вино, мы первые приняли христианство, а еще у нас больше всего героев Великой Отечественной).
Можно сказать, что в структурном смысле это очень похоже на то, как жила Россия в 1990-х годах, такое пространство бытового постмодернизма, которое, на удивление, работает, пока ты занимаешься своим делом — а реальные проблемы начинаются как раз когда что-то воспринимается слишком всерьез и за него надо проливать кровь или радикально жертвовать образом жизни.
Это шаткое равновесие, возможно, сам Пашинян и создает, когда упорно пытается тянуть Армению в сторону Запада, чтобы она не осела в собственной мифологической энтропии, которая внутри себя стабильна, но, с другой стороны, в любой момент может обернуться, например, гибелью 3825 человек и 11000 инвалидов во Второй Карабахской. И тогда, получается, можно не воспринимать его слова всерьез — ведь и так все работает. Шаткое равновесие — это как раз то, что получается, когда множество разных сил, культурных и политических увязают во взаимной борьбе, теряя энергию, чтобы реально что-то переменить.
Но если воспринимать слова Пашиняна всерьез и предположить, что он правда верит в возможность для Армении вернуться к реальности, а может быть, впервые ее для себя обнаружить — выйти из Матрицы Мифа и увидеть себя: действительно, древний и почтенный народ, славный многими достижениями, который сегодня живет на довольно маленькой территории в не самых лучших экономических, экологических и политических условиях.
Это же реально будет тот момент, когда Нео просыпается на корабле «Навуходоносор» (куда без вавилонских метафор в тексте про Армению), и он одет в какое-то тряпье, и ест какую-то невнятную кашу, и кругом страшно и непонятно — но зато это реальность. А не красивые, но виртуальные картинки.
В этом случае перед Арменией встает глобальный цивилизационный выбор, реальность или иллюзия (и неважно какая, эндогенная-мифологическая, пророссийская, прозападная), и — что очень важно — этот выбор могут совершить только сами армяне.
Мы, российские «релоканты» (а на самом деле беженцы, которых с большим гостеприимством принял этот великий и добрый народ) не имеем здесь права голоса. Мы не можем и не должны «научить» чему-то армян (демократии? как вести дела пунктуально? как правильно водить машины? как не загрязнять воздух?). Кто мы такие, чтобы их учить? И мы не должны, с другой стороны, как-то, наоборот, армян экзотизировать, «ну у них такой особый путь/менталитет/характер, тут возможно только так обществу существовать» — обе этих ловушки подробно описаны Эдвардом Саидом в «Ориентализме» еще полвека назад. Армяне — люди, люди бывают разные, хотя как общество и разделяют вот этот коллективный мифологический сон (можно было бы, например, сказать, что строить идентичность на мифе это априори неверно, но мы сразу натолкнемся на практическую проблему — а где в реальном мире есть идентичность без мифа? то-то же).
В конечном счете, нет никакого правильного или неправильного выбора в этом вопросе. Но хочется верить, что реальность принятия фактов все-таки важнее, чем мифотворчество и ресентимент. Мы приехали из России, мы видели наглядно, к чему последнее в итоге приводит.
Текст: Артур Самойлов