Может, я что-то путаю, но во мне это отпечаталось именно так. Жаркое лето 1990 года, буря политических страстей в зале заседаний Верховного Совета. В холле пресс-стол дня — думаю, газеты были предоставлены депутатам бесплатно. Появились и книги. Это уже был бизнес. Подхожу к тому Симона Врацяна «Республика Армения». Пролистываю первые страницы, затем последние. И выявляю для себя, что отступающее из Еревана в апреле 1921 года правительство Комитета Спасения очищает государственную казну до последнего серебряного пояса мужчины и вывозит ее: сначала в Сюник, затем — в Персию.
Родину свою оставляют большевикам, а десятки тысяч западно-армянских сирот — на попечение американского благотворительного общества на Ближнем Востоке. А я помню, как мой дедушка из Вана рассказывал о днях жизни в приюте, когда американцы приезжали с проверкой. Они были счастливы. «Мистер Ярроу, сладкое молоко». Когда приходили американцы, сироты получали свою долю сгущенки. В другие дни года ели постную кашу из чечевицы и овсянки, иногда какую-нибудь еду с костным мясом, не имеющую названия, сиротскую еду.
Спустя годы я снова перечитал книгу Врацяна и наткнулся на письмо Левона Шанта. Итак. В июле-августе 1920 года премьер-министр независимой Армении спросил главу армянской делегации на армяно-российских переговорах, что предлагал посланник большевистского правительства Борис Легран, и почему они отвергли его предложения, на что он ответил примерно так: «Ой, Симон, о чем ты говоришь? Кто вообще слушал Леграна? Мои уши были в Париже». Затем он перешел к «сути» вопроса о том, что случилось с его переездом в Париж, поскольку в Бейруте жить тяжело. (Потом, конечно, в Бейрут поедет и Симон Врацян, последний премьер-министр независимой Армении, он будет работать учителем в той же школе, что и Шант, но в очень дипломатично сформулированном тексте того письма писатель-мистик как бы спрашивает: «Разве я не заслужил доли из этих денег?».)
Еще через несколько лет я прочитал у Гарегина Нжде, что Симон Врацян посоветовал ему прекратить выступать с речами, провоцирующими внутрипартийные споры, иначе он лишится всего. Не является ли это намеком на то, что Нжде лишится части вывезенных из Армении денег, если не воздержится, не смирится с действительностью, на что Нжде вроде бы отвечает там же, вспоминая, как высек двух министров Врацяновского Комитета Спасения уже на персидском берегу Аракса. И сожаление о том, почему не расстреляли его на месте. Ведь он был полководцем Горной Армении.
Много лет спустя, работая над книгой «Духовная Армения и современность», я узнал, что в мае-июне 1921 года специальная делегация АРФД вела переговоры с большевистским Центральным правительством в Риге. Подробности, вероятно, хранятся в бостонских архивах Дашнакцутюн, но несколько опубликованных работ позволяют сделать вывод, что обсуждался вопрос о переходе членов Комитета Спасения и сотен других людей из Сюника в Персию. Решение уже было принято: часть Сюника оставалась в составе Советизированной Армении, назначен Ревком, который двинулся с войсками в Горис.
Жестокость Москвы просто убийственна: по одну сторону переговоров она посадила армянских дашнакцаканов, по другую — армянских большевиков. Их нет, пусть армяне решают между собой. Вот и все! До тех пор, пока из Еревана не будет получена телеграмма Александра Мясникяна о том, что правительство Армении прощает повстанческие силы Горной Армении. Захотят — могут остаться на родине. Нет — пусть переходят в Персию?
А что знает о политической истории первой республики Армения среднестатистический армянин? Развал России, турецкое вторжение, Сардарапат, Каракилиса, Баш-Апаран — героическая битва и «бездарная» дипломатия, приведшая к Батумскому «позорному договору»…
Вот так мифы приводят к всенародному разочарованию, и девять из десяти армян уверенно утверждают, что 4 июня 1918 года Каджазнуни, Хатисян и Пападжанов «не знали, что турки потерпели поражение в Сардарапате». Более радикальные обвиняют их в том, что они «забыли пролитую кровь и пошли на сделку с турками». Между тем, Симон Врацян с добросовестной искренностью свидетельствует, что турецкая артиллерия находилась в семи километрах от Еревана, когда правительство Армении, наконец, добралось до столицы из Тифлиса и созвало первое заседание.
Летом 1990 года Верховный Совет ждал заявления об аннулировании Карского соглашения. Дебаты разгорелись вокруг каждого слова Декларации о независимости. Было предложено признать правопреемство Первой республики, внести в повестку дня Севрский мирный договор, предъявить территориальные претензии Турции, объявить Нахичевань неотъемлемой частью Армении… Победил здравый смысл: была написана очень простая на первый взгляд, но глубоко содержательная по смыслу фраза: «Армянская ССР переименовывается в Республику Армения, сокращенно РА». Это — наша Родина, на плечи правительства которой легли тяжелейшие заботы и историческая ответственность по спасению армян Нагорного Карабаха, забота о минимальных потребностях полумиллиона граждан, оставшихся без крова в результате землетрясения и трехсот насильственно перемещенных лиц из Азербайджана.
Вчера читал в Фейсбуке пост, написанный армянкой-заумницей из-за рубежа: она проклинала Бишкекское соглашение, прекращение огня в ходе первой войны. Она проклинала первого президента, который «спас Гейдара Алиева от капитуляции». И цитировалось, как Гейдар Алиев гордился тем, что в 1992 году ему удалось удержать Нахиджеван от войны, благодаря связям с правительством Армении. Что тут скажешь, если называющая себя писателем-публицистом, не понимает, что Армения смогла застраховаться от угрозы вторжения со стороны Нахиджевана? Остается напомнить об объективной реальности: когда на днях противник обстрелял в направлении Елпина гражданский автомобиль, в армянской прессе и соцсетях поднялась паника.
Во время сорокачетырехдневной войны правительство пребывало в состоянии паники. «А если Ереван подвергнется ракетному обстрелу из Нахиджевана?»… 1990 год все еще с нами. Точнее, вернулся. Или мы сами его по-мальчишески вернули. И в Армении и Арцахе вновь должен возродиться здравый смысл. Цена мира — мир.
Ваграм Атанесян