Корреспондент AliQ Media поговорил с директором Института Кавказа, политологом Александром Искандаряном о ситуации в Арцахе, специфике постсоветских гибридных режимов и о политике Армении в международных отношениях.
Александр Максович, судя по всему, сейчас конфликт в Арцахе становится важным звеном региональной повестки, потому что к нему подключились Турция и Россия. Ощущение, что Армения находится между различными противоборствующими силами. Где здесь кроется наилучший выход для Армении?
Армения всегда находилась между различными противоборствующими силами. Южный Кавказ вообще по своей структуре такой регион, в котором, если говорить о признанных странах, существуют три страны, окруженные тремя большими региональными державами: Россией, Турцией и Ираном. Это три бывшие империи с соответствующими сантиментами и атавизмами. И все эти страны в тот или иной момент своей истории обладали либо всем Южным Кавказом, либо его частями.
Из этой ситуации Армения всегда выходила с помощью комплементаризма, то есть многовекторности. Эта стратегия заключается в том, чтобы не разрывать отношения, а соединять, не превращаться в поле битвы между Востоком и Западом. Такая стратегия предопределена географией. С востока и запада Армения граничит с Азербайджаном и Турцией, с которыми отношения, мягко говоря, сложные. Остается еще два соседа — Грузия и Иран. Иран — очень специфическая страна со сложными отношениями с Америкой и западными странами вообще, а у Грузии сложные отношения с Россией.
Так как и Запад, и США, и Россия важны для Армении, приходится учитывать интересы одних стран при учете интересов других. Это было всегда. Но сейчас добавилась вторая Карабахская война, которая была проиграна. После этого субъектность Армении уменьшилась. Армения многое потеряла в ощущении себя, своей армии. У Армении стало меньше ресурсов — не только человеческих и финансовых, но и политических, имиджевых. Это приводит к ситуации, которую принято называть аномией: когда старая норма умерла, а новая еще не родилась. Сейчас складывается новая норма взаимоотношений в регионе, а это очень непростой процесс. Армения по-прежнему пытается играть в свою игру. Нынешний премьер однажды выразил это такой фразой: «Мы будем улучшать отношения с Европой, мы будет улучшать отношения с Россией». Армения одновременно член ОДКБ и участник «Восточного партнерства». У Армении достаточно хорошие отношения с Ираном и с США, с Грузией и с России. Получится ли реанимировать эту традиционную для Армении политику, еще и включив во взаимоотношения Турцию, — большой вопрос. Но Армения пытается сделать так, чтобы взаимодействовать с максимально возможным количеством стран.
Как раз хотел спросить о комплементаризме. Сейчас Россия в напряженных отношениях с Западом. Насколько у Армении получается лавировать между ними и не придется ли в какой-то момент делать выбор?
Вообще комплементаризм — это синоним внешней политики. Страны, которые ориентируются только на одну внешнюю силу, теряют гибкость. По поводу возможностей лавирования: с этим, конечно, сложно. Если у России и западных стран есть какой-либо модус взаимодействия, у Армении появляется люфт для того, чтобы поддерживать свои интересы. Если во взаимоотношениях наступает клинч и конфликт, Армении становится трудно.
Так как выбор Армении — не делать выбора, для страны не очень хорошо, когда ее заставляют этот выбор сделать. С другой стороны, Армения — это не Китай и даже не Украина. Это не очень большая страна. Нельзя сказать, что она вызывает гигантский интерес. Так что в рамках того, что происходит, Армения пытается лавировать. Пока я бы сказал, что у нее это получается. Будет ли получаться дальше, зависит от отношений Запада и России. Но до сих пор Армении удавалось объяснять и Москве, и Вашингтону те обстоятельства, в которых она находится. Условно говоря, каждый раз, когда делаешь что-то с Ираном, например, прокладываешь газопровод, нужно долго объяснять американцам: «Посмотрите на карту, ребята. Иран — это примерно 30% армянского экспорта и импорта». Каждый раз, когда что-нибудь делаешь с Грузией, нужно то же самое объяснять русским.
Сейчас ситуация усложнилась, но мне кажется вполне возможным, что у Армении будет получаться. Важно помнить, что комплементаризм — это маневрирование в рамках возможностей, которые могут быть шире или уже.
Приведу пример. До 2013 года Армения готовила ассоциативное соглашение с ЕС, как и три других члена программы «Восточного партнерства» — Грузия, Молдова и Украина. Не получилось, этот процесс был сорван. Совершился поворот на 180 градусов, и Армения вступила в ЕАЭС. Тогда это тоже было связано с Украиной. Уже тогда у России и Запада были отвратительные отношения, и именно Армения оказалась слабым звеном в этом процессе. Таким образом Украине было показано, что надо и не надо делать. Янукович понял сигнал, но потом случилось то, что случилось.
Однако после Майдана у России сократились возможности влияния на Украину, и Армения подписала договор об углубленном взаимодействии с ЕС, который фактически является тем же Ассоциативным соглашением.
Прочитал в вашей статье о том, что Россия, введя миротворческий контингент в Арцах, сама себе создала проблем. А вот для Армении это российское присутствие хорошо или плохо? Я слышал полярные мнения.
Физическую безопасность Нагорно-Карабахской Республики сейчас обеспечивают не армяне, а российские миротворческие силы. Они обеспечивают ее далеко не идеально. Зачастую руководствуются своими собственными интересами, а не интересами населения. Но если бы там их не было, абсолютно очевидно, что стало бы с населением Арцаха — ровно то же самое, что стало с населением тех территорий, которые Азербайджану удалось захватить. То есть депортация или уничтожение. Другое дело, что ситуация довольно неясная. Что будет дальше и каким образом эта ситуация будет развиваться — не очень понятно. Любые миротворцы — это всё же временное решение. Все эти проблемы есть. Но факт нахождения миротворцев в целом работает на стабилизацию в регионе.
Хотел задать вопрос о внутренней политике. В другом вашем тексте выражалось мнение, что ни оппозиция, ни правительство не представляют население. Почему так происходит и насколько это благоприятная ситуация для Армении?
Всё познается в сравнении. Армения это, конечно же, не Голландия. Но Армения это не Узбекистан, не Беларусь и не Россия. Политическую схему, существующую в Армении, в науке принято называть гибридным режимом. Существует оппозиция. Она существует в парламенте, официально. Эти люди зачастую крайне радикально выступают по отношению к власти, но у них есть доступ к СМИ, политические партии, возможности для митингов и так далее.
Страны бывшего СССР, не считая стран Балтии, я бы разделил на две группы. Первая группа — страны с консолидированными автократическими режимами, в которых лидеры сидят у власти десятилетиями и сменяются по медицинским причинам, парламентской оппозиции не бывает, свободной прессы также. Вторая группа — страны с гибридными режимами. Там не развита демократия, но сменяется власть. Иногда общество не очень принимает ротацию власти, и тогда случаются революции. Происходят кризисы при передаче власти. Оппозиция существует, но обычно она слабая и не может влиять на принятие политических решений. Существует свобода прессы, но эта пресса не сильно влияет на общественные процессы.
Эти страны — Молдова, Украина, Грузия, Армения и Кыргызстан — очень похожи. Конечно, есть отличия, но есть и много общего.
Теперь вернемся к Армении. Существует конструкция «Слабая власть, слабая оппозиция». Оппозиция плохо консолидирована. Власть тоже слаба и не едина внутри себя. Есть проблемы с компетенциями и там, и там. Почему это происходит? В Армении сейчас есть какое-то количество людей, для которых власть по-прежнему легитимна, но этих людей явное меньшинство. Нет той массовой поддержки, которая была в 2018 году. Что касается оппозиции: как показывают последние митинги, существуют люди, которые радикально не принимают нынешнюю власть, но их тоже меньшинство. А между этими двумя слоями располагается апатия. Люди, которые говорят: «Чума на оба ваших дома».
Есть отторжение политической системы. И апатия заполняет огромную часть общества. Чтобы ситуация изменилась, должен появиться какой-то шанс, какая-то надежда. Представление о том, что при помощи той или иной группы лиц могут произойти изменения. Такая надежда была в 2018 году, а до этого в 2008-м. Но революция была сравнительно недавно, общество устало. Люди думают: «Хорошо, мы выходили на площадь в 2018 году, и чего?». Так что реальная опора режима — это не поддержка населения, а апатия. Выражающаяся в том, что власти сейчас никто по-настоящему серьезно не противостоит.