Сергей Целиков — продюсер, кинорежиссер, переехавший из России в Ереван после начала войны. В эмиграции Целиков развил бурную деятельность: в его послужном списке организация успешных спектаклей и киноретроспектив. В большом разговоре с продюсером читайте о сложностях эмиграции и вере в свое дело.
Антон Пиотрович: Я думал, как назвать наш разговор, и кроме «истории успеха», мне ничего в голову не приходит. Сам как думаешь, эта история успеха или нет?
Сергей Целиков: Учитывая то, что я переезжал и совершенно не знал, чем я буду заниматься, я думаю, определенно да. Потому что на тот момент, когда я принял решение уехать из России, я думал о том, кому я нужен вообще за границей. Наверное, я уеду, буду там работать на стройке или мыть посуду. Но за полгода нам удалось организовать здесь довольно большое комьюнити людей, и я рад, что мне есть чем заняться и как применить свои таланты.
АП: Хорошо, давай пойдем по порядку. Март 2022 года, ты решаешь уехать из России. Что там остается? Я имею в виду в профессиональном плане.
СЦ: У меня была любимая работа, которой я посвящал 90% своего времени. Это было то, что выбило почву из-под ног по началу: я думал, что работа, вся жизнь, всё осталось там.
Люди спрашивают, нет ли у тебя ностальгии. Я не понимаю, что такое ностальгия. Ходить грустить по улочкам каким-то и по дворикам — нет, такого нет. По моей работе у меня была, конечно, ностальгия, потому что я реализуюсь в работе, мне это очень важно.
Наверное, у меня была даже не ностальгия, а что-то ближе к депрессии, потому что была капитально выбита почва из-под ног. Были планы на 4-5 лет вперед, я знал, что сейчас я сделаю этот проект, потом я запущу этот проект, потом я запущу этот проект. И вдруг я приезжаю в Ереван и понимаю, что у меня нет планов даже на завтрашний день.
АП: У тебя было признание, награды международных фестивалей, фильм «Строгий выговор». Как так получилось, что ты вообще попал на эти фестивали? Или это обычная история, что режиссеры отправляют свои работы на фестивали?
СЦ: Да, это обычная история: ты снимаешь работы, если ты начинающий режиссер, как я. И участие в фестивалях, конечно, это очень важно, потому что, во-первых, это твое резюме пополняет, а во-вторых, на тебя, если ты победил на каких-то заметных фестивалях, могут обратить внимание продюсеры. Поэтому обычно ты сидишь и методично отправляешь фильм по всем кинофестивалям, их в мире очень много.
А. Сокуров на ретроспективе своих фильмов, организованной Целиковым в Ереване
АП: Я когда посмотрел фильм «Строгий выговор», у меня сложилось впечатление, что это совершенно гриновская история: молодые мальчишки, мореходка, дружба, честь. А вообще как возникла идея фильма?
СЦ: Я же учился в морской академии. То есть это мой опыт, я через всё это проходил.
Я рос в Ростове-на-Дону в 90-е. Это был довольно такой, как бы так сказать мягко, хулиганский город. И когда я попал в морскую академию, для меня это стало очень интересным экспириенсом: вот, у нас есть коллектив, он довольно монолитный, там все друг за друга. Так что это стало ценным жизненным опытом.
И потом, когда я переехал в Москву и поступил во ВГИК, несмотря на то, что это был тоже прекрасный период моей жизни, я всё равно сравнивал его с прошлым.
Во ВГИКе учатся люди сложные, очень амбициозные. Наверное, какой- то глубокой дружбы, которая была когда-то у меня раньше, я там не нашел. Я всё время возвращался мыслями к своему курсантскому прошлому, сравнивал невольно. Так родился сценарий. Да, про дружбу, наверное, но он довольно банальный в своей какой-то попытке быть оптимистичным.
АП: Фильм был снят в 2016 году. Ты не думал, что могло бы стать с этими отличными мальчишками, например, в 2022?
СЦ: Хороший вопрос. Безусловно, когда я писал персонажей, я писал их с тех ребят, которые меня окружали. А у нас в морской академии училось много людей, которые приехали из маленьких провинциальных городов. И для них стать судоводителем означало возможность выйти в свет, начать жизнь, потому что в море хорошие зарплаты, столько в своём городе эти ребята не заработают.
Я мало с кем общался из одногруппников после того, как началась война. Скорее, когда началась мобилизация, я стал некоторым звонить, потому что я понимаю, что у нас у всех была военно-учётная специальность — офицер-гидрограф. И я подумал, что нас же в первую очередь призовут, потому что офицеры запаса.
Стал всем просто звонить, говорю: «Ребята, если что, приезжайте в Армению, я вас здесь приму, можно у меня поселиться, пожить первое время». В ответ получил немного безразличное отношение: «С нами ничего не случится, всё будет нормально, что ты, Сергей, волну гонишь, что ты переживаешь?».
АП: Предателем Родины не называли?
СЦ: Нет, не называли. Вообще удивительно, что никто меня вообще ни разу так не назвал, хотя я везде в соцсетях пишу откровенно, открыто свою позицию. Ни разу мне не прилетело. Что я что-то недорабатываю, видимо.
Спектакль “Чемодан”, поставленный по одноименному произведению С. Довлатова
АП: Хорошо, приезжает Сергей Целиков с бэкграундом, с наградами международных фестивалей, с пачкой фильмов, уже снятых за спиной. Приезжает с пониманием, что придется идти работать на стройку и заниматься ещё каким-то таким неквалифицированным трудом. Когда произошла перемена, когда ты понял, что надо заниматься именно своим делом, неважно, в какой ты стране?
СЦ: Всё происходило постепенно. Началось с того, что я приехал в среду, где меня никто не знает. Я попытался прикинуть, что у меня есть. У меня есть мои знания, у меня есть мои фильмы, надо просто устроить серию показов, лекций, мастер-классов. И я почувствовал большой общественный запрос, стал показывать свои работы, потом я стал рассказать об этом друзьям, которые остались в России, кто-то уже разъехался по другим странам. Рассказывал, что я показываю фильмы, собирается полный зал зрителей. Они стали говорить: «А давай и наш фильм покажем?».
И вот в течение полугода была такая некоммерческая деятельность в формате хобби. В какой-то момент стало понятно, что деньги, которые я привёз из России, закончились.
И я подумал: ну почему бы не превратить то, чем я занимаюсь в формате хобби, в свою новую работу, в свою новую деятельность.
Тогда мы с Мариной Кулапиной и Аней Разумовой провели Эхо Артдокфеста. Это был очень успешный ивент, на показы пришло около 1800 человек за 5 дней. Для документального кино это довольно много.
На фоне этого наше комьюнити очень сильно разрослось, и стало понятно, что да, можно устраивать какие-то тематические кинопоказы.
АП: Планируешь ли снимать кино в армии?
СЦ: Это больной вопрос, мне его часто задают. Я люблю снимать кино и мечтаю этим заниматься дальше, но проблема съёмок кино заключается в том, что кто-то его должен профинансировать, потому что это невероятно дорогой процесс, невероятно.
Если ты читал титры фильма, ты видел, сколько людей работает над фильмом. В Армении кино тоже снимают, но по сравнению с Россией и Москвой это не такие внушительные цифры. Здесь есть свои специалисты, которые хотят и планируют снимать кино, и поэтому людей со стороны особо никто не ждёт. Наверное, потихоньку российская киноиндустрия будет переползать в другие страны, регионы — туда, куда приехали специалисты. Но я пока слышу только о планах. Реально в Армении еще ничего не запускается.
АП: Хорошо, Эхо Артдокфеста, насколько я понял, стало твоим первым коммерческим проектом именно здесь, в Армении.
СЦ: С продюсерской точки зрения да. Получилась довольно масштабная история.
Фестиваль “Эхо Артдокфеста” в Ереване
АП: Было тяжело организовать такой проект, учитывая, что находишься в другой стране?
СЦ: Поначалу это было очень трудоемко, потому что ты ничего не знаешь, у тебя нет своей команды. И еще ты учишься на своем опыте, набиваешь шишки. Дальше все становится легче, потому что ты уже знаешь: так, я позвоню туда, договорюсь, я позвоню сюда. На самом деле самое сложное — когда тебя выбивают из родной среды. Когда я был в Москве, я знал, что если мне надо напечатать визитки или флайеры, просто отправлю по почте в типографию. Была команда, было понимание, что где и как делать. Понятные наработки, понятные схемы. Тут ты оказываешься в новой среде, всё приходится осваивать заново. Поэтому поначалу некомфортно от того, что много всего надо понять, почувствовать местные вибрации, к которым ты не привык. Но потом всё выравнивается. Очень много людей нам помогали, поэтому, я бы сказал, грех жаловаться.
АП: А как с самим фестивалем удалось договориться?
СЦ: Марина Кулапина, у которой были общие друзья с Виталием Манским, написала друзьям, те представили Марину Виталию. Она написала ему письмо о том, что мы очень хотели бы видеть его в Ереване. И Виталий сказал, что да, мне это было бы интересно.
АП: Вопрос от наших подписчиков. Кому из великих режиссеров прошлого вы бы сами хотели задать вопрос?
СЦ: Я признаюсь, что видел вопросы подписчиков, так как они через наши каналы проходили.
Я долго думал, что ответить на этот вопрос, и не придумал ничего лучше, чем сказать, что мне бы хотелось еще раз пообщаться с моим мастером из ВГИКа, Вадимом Абдрашитовым.
АП: Две, на мой взгляд, очень успешные постановки под твоим продюсерством вышли здесь, в Ереване. Это спектакль «Ложитесь, господин президент», билеты на который были раскуплены за четыре дня, и чуть позже спектакль «Чемодан» по Довлатову.
У нас на канале есть интервью с режиссером Всеволодом Лисовским, и он там говорит, что театр по определению не может быть коммерчески успешным, если речь не идет о каких-то серьезных спонсорских вложениях или бесплатном зале. Что скажешь на это?
СЦ: Ну вот у нас получилось. Ты знаешь, я часто привожу пример: когда ты загнан в угол и у тебя нет вариантов спастись, ты просто пытаешься перепрыгнуть через голову, чтобы твоя деятельность начала приносить тебе деньги. Потому что в «Ложитесь, господин президент» я вбухал все, что у меня было. Я думаю, боже мой, если этот проект будет убыточен, это будет катастрофа. Но в итоге получилось выйти в плюс.
АП: Секреты профессиональные не раскрываются, я так понимаю.
СЦ: Нет, но могу сказать, что к четвертому показу мы вышли в ноль, и дальше он стал прибыльным.
АП: Насколько вообще финансовая модель в Армении отличается от российской? Есть ли какие-то особенности местного рынка?
СЦ: Да, есть. Я, кстати, с этим борюсь. В Армении все государственные театры субсидируются государством, билеты невероятно дешевые. Билеты в театры стоят 2-4 тысячи драм. Примерно столько стоит чашка капучино в ресторане. И когда ты говоришь, что мы продаем билеты по 10 тысяч драм, это вызывает какую-то жесткую агрессию со стороны людей, но невозможно конкурировать с государственным театром, у которых свое помещение, которым не надо за это помещение платить, у которых своя труппа, зарплата которых субсидируется Министерством культуры, и у которых, в конце концов, довольно мало расходов. Мы не можем продавать дешевые билеты — тогда получается, что их должен кто-то субсидировать, какой-то спонсор. Поэтому мы продаем дорогие билеты. Они дороже в 5 раз, чем билеты в государственные театры.
АП: У тебя очень яркая и конкретно выраженная антивоенная позиция. При этом в том числе ты сотрудничал с Мосфильмом, директор которого, Карен Шахназаров, занимает противоположную сторону, поддерживая войну в Украине. Не возникало со стороны зрителей, знакомых каких-либо упреков по этому поводу?
СЦ: Мне пару раз писали об этом в комментариях, но довольно мало. Давай отделять личность Тарковского, который снимал свои фильмы, когда Карен Шахназаров еще не был директором Мосфильма и когда Россия не развязала войну на Украине, от структуры, которой эти фильмы сейчас принадлежат. Если мы все-таки хотим посмотреть творчество великого режиссера, то мы действуем в рамках закона, мы не можем взять и показать пиратские копии, скачав их с торрентов. Поэтому мы договаривались с Мосфильмом.
АП: Не было цензуры, условий о том, чтобы не было политизированных обсуждений на показах или чего-то такого?
СЦ: Нет, таких условий не было. К слову о ретроспективе: вообще для меня было удивительно, что такой проект тоже выстрелил.
АП: Ты понимал, что это сработает? Потому что, на мой взгляд, если хочешь посмотреть Тарковского — открой ноутбук и смотри. Хочешь послушать мнение критиков по этому поводу — открой и почитай.
СЦ: Я доверился здесь своему партнеру по ретроспективе, который мне рассказал, что у него был опыт проведения ретроспектив Тарковского в России. Он сказал, что там всегда полные залы. Я подумал, что стоит доверять его экспертному мнению.
АП: А вот этот ряд, он возник случайно или ты его продумывал? Тарковский, Джармуш, Звягинцев, Сокуров.
СЦ: Ретроспектива Джармуша была сделана совместно с компанией «Иноекино» с Алексеем Бажиным. Мы познакомились с ним на «Артдокфесте». Он практически сразу предложил провести ретроспективу Джармуша, потому что Джармушу исполняется 70 лет. Их компания провела в России ретроспективу Джармуша, и они тоже хорошо собрали.
Когда ты продюсер, у тебя на слово «мы хорошо собрали» как бы фокус внимания. Поэтому я подумал, что надо попробовать это провести и в Армении.
Тарковского, Звягинцева, Сокурова мы проводили вместе с Вовой Кочаряном. Тарковский — было предложение его провести. Я сам об этом не думал. А со Звягинцевым, получается, следующая ситуация: Вова был модератором на показах «Артдокфеста», и он рассказал об этом Звягинцеву — о том, как у нас собираются полные залы, сколько у нас людей, как у нас все организовано. И предложил ему приехать. И Звягинцев сказал, что да, ему интересно. Это было еще в ноябре прошлого года, а ретроспектива прошла в конце апреля 23-го. Довольно долго мы пытались согласовать график: когда может приехать Звягинцев, когда есть в Доме кино окно, чтобы мы могли несколько дней подряд арендовывать залы, устраивать сеансы. В какой-то момент все условия у нас сложились вместе.
АП: То есть это не некая единая смысловая цепочка — это просто проект, который сам себя продолжал?
СЦ: По сути, да. Что касается ретроспективы Сокурова, то я уже даже не вспомню, когда у нас возникла идея провести его ретроспективу. Мы поняли, что это надо обязательно сделать. Потому что он — звезда, режиссер мировой величины. А Европейская киноакадемия включила его в список 100 величайших режиссеров мира.
Знаешь, когда он приехал… Общаясь с ним, ты ощущаешь масштаб его личности. В каждом его слове, в каждой его мысли. Главное, что это видно не только в словах, но и в поступках. В каком-то его бесконечном благородстве, мудрости и в том, как он себя ведет. И ты понимаешь, что провести его ретроспективу — это счастье для нас. И очень здорово, что она состоялась.
АП: Какая ретроспектива лично на тебя произвела самое мощное впечатление? Я так понимаю, что все-таки Сокуров.
СЦ: Ох, ты знаешь, это сложный вопрос, потому что придется кого-то обделить. Я бы про каждую, наверное, сказал по чуть-чуть хорошего. Начнем, наверное, с Тарковского.
Мы показывали отреставрированные копии. Я до этого видел Тарковского во ВГИКе. Там у нас архив кинопленки, она затерта от времени и постоянных показов. И, посмотрев отреставрированные копии, я вдруг думаю: боже, как это невероятно красиво снято. Какая картинка, какое современное изображение. А главное, что спустя время ты смотришь кино по-другому. И Тарковский для меня неожиданно заново раскрылся.
Звягинцев. Из режиссеров всех ретроспектив творчество Звягинцева ближе всего к моей системе координат, к моему мироощущению. Я очень люблю драмы, этот шлейф, оставленный, собственно, в нас Вадимом Абдрашитовым. Фильмы про людей, фильмы про наши проблемы — и рассказанные прямо, чтобы не надо было ничего домысливать. Поэтому творчество Звягинцева мне очень близко.
Звягинцев настолько был открыт к общению со зрителями, что обсуждения фильмов шли по два часа. У нас была презентация книги, куда было так много регистраций, что все не поместились в зал. И я просто думаю: сейчас будет какой-то кошмар. Либо аудитория обидится на нас, ведь очень важно, чтобы аудитория была к тебе лояльна, это же твои зрители. Либо Звягинцев нас проклянет и пошлет.
Но мы подходим к нему и говорим: вы понимаете, так много людей хотят прийти на вас, что все не помещаются. Можем ли мы устроить две презентации книги? И он говорит, ну ладно, можно. И у нас была презентация книги, потом 10-минутный перерыв и вторая презентация книги второй раз в том же помещении.
АП: По поводу будущих ретроспектив: что-то уже запланировано?
СЦ: У нас много чего запланировано, я могу назвать те вещи, на которые к нам не приедут режиссеры, потому что когда перед ретроспективой ты договариваешься с режиссером, есть миллион шансов, что все сорвется. Так что пока мы ведем переговоры, я бы не хотел их озвучивать.
Из того, что уже было озвучено перед аудиторией: на осень у нас запланирована ретроспектива Бергмана, ретроспектива Феллини.
АП: Ты же прекрасно знаешь, что далеко не у всех складывается, не только в Армении, а вообще в эмиграции. Как ты сам себе объясняешь, почему получилось у тебя?
СЦ: Истории успеха всегда, всегда сопутствуют падения. Я думаю, что есть два определенных склада личности. Те, кто впервые сталкиваются с неудачей и думает: ну все, это не мое. А падение это больно, это больно. Финансово больно, репутационно больно, просто морально больно, что ты, например, потратил полгода жизни, а у тебя ничего не получилось.
Но есть ряд людей, наверное, можно отнести меня к ним, кто может встать, отряхнуться и сказать: ну да, это неудача, мы сделаем из нее какой-то вывод и пойдем дальше. И у нас же тоже были убыточные ивенты, которые довольно больно бьют. Но ты думаешь, мол, ничего, сейчас убыточный ивент, а следующий будет прибыльный, живем дальше, работаем.
АП: Хорошо, самое финальное от подписчиков: три идеальных фильма на твой взгляд?
СЦ: Это вопрос, на который невозможно ответить, потому что невозможно в великом множестве прекрасных фильмов выделить три.
АП: Хорошо, давай я немножко тогда конкретизирую. Какой фильм ты садишься смотреть в хорошем настроении, какой в плохом? Вот давай так.
СЦ: Я могу, наверное, бесконечное множество раз пересматривать фильм
«Обыкновенное чудо», он просто какой-то божественно красивый и прекрасный. Есть фильм «The Wall», который я смотрел в юности, наверное, раз 20. И недавно сходил посмотреть снова, когда был показ у наших коллег из «Артпоказа» в кинотеатре «Москва». Есть фильм, который я тоже много раз смотрел. И каждый раз, когда я смотрю его, я плачу. Это фильм «Папа» Машкова. Машков тоже, в общем, неприятно меня удивляет своей гражданской позицией, но тем не менее фильм прекрасен. Главное — он сделан по пьесе Галича «Матросская тишина». Про конфликт отцов и детей. И я каждый раз, когда смотрю этот фильм, плачу.